Основание города Юрьевца
Более семи с половиной веков стоит на Волге Юрьевец, основанный в 1225 году великим князем владимирским Юрием (Георгием) II Всеволодовичем. В старину он назывался и Юрьевом, и Георгиевском. Местные исторические хроники считают, что князь назвал город не просто «во свое имя», а в честь своего христианского патрона (покровителя) Георгия Победоносца, который был в древней Руси символом воинской доблести.
Город был построен на месте опасном, ратном, а потому, по представлению людей того времени, нуждался в святом покровительстве, которое могло уберечь его от врагов. Так впоследствии поступил и Петр I, когда назвал новый город в устье Невы в честь своего христианского патрона и соименника апостола Петра Санкт-Петербургом.
Юрьев на Волге был уже не первым городом с таким названием. Поэтому в отличие от Юрьева-Польского, Юрьева Ливонского (ныне Тарту), Юрьева в Поднепровье и других его нарекли Юрьевом-Повольским, то есть Поволжским. Но позднее город стали называть Юрьевцем — то ли по аналогии с соседним Городцом, то ли оттого, что он так и остался небольшим городком.
Юрьевец-Повольский был городом-воином, боевой крепостью на восточной границе выдвинувшегося в XII веке Владимиро-Суздальского княжества. К этому времени под контролем русских князей находилась уже вся Верхняя Волга, вплоть до Оки. Но могущественное Болгарское царство, крепко державшее в своих руках волжский торговый путь, не хотело мириться с возвышением северного соседа.
Древняя история — это история движения народов. Еще в V веке ираноязычный народ, называвший себя болгарами, был вытеснен кочевниками из своих поселений в низовья Волги. Одна часть болгар переселилась на запад, где полностью ославянилась, смешавшись с местным населением. Другая передвинулась на север и основала в устье Камы Волжскую Болгарию, чьи владения простирались до самого Каменного пояса (Урала), а на севере — до Оки. «Запирая» Волгу, давно уже ставшую оживленной торговой магистралью, болгары взяли на себя роль посредников между Востоком и Западом и не хотели потерять выгоды, которые она им приносила.
Славяне были самым многочисленным из европейских народов. И с незапамятных времен тех из них, кто жил в Поднестровье, Побужье, Поднепровье, на Ильмень-озере, влекли к себе привольные, богатые зверем, птицей, рыбой, диким медом залесские края, слабо заселенные и почти не освоенные человеком. Ростово-Суздальская земля, когда-то захолустная окраина великой Киевской державы, выросла в сильное Владимиро-Суздальское княжество, претендовавшее на главенствующее положение среди русских княжеств и добившееся его.
Усиление северного соседа беспокоило могущественное Болгарское царство. Мирные торговые и дипломатические отношения между ним и Русью не раз прерывались кровопролитными войнами. В 1217 году болгары взяли русский город Унжу, стоявший на одноименной реке Унже, впадающей в Волгу, водным путем проникли сквозь дремучие заволжские леса на север и захватили Великий Устюг.
В ответ Юрий Всеволодович предпринял против Волжской Болгарии ряд успешных походов. Чтобы укрепить волжскую границу своего княжества, он заложил в 1221 году в устье Оки Нижний Новгород. А еще четыре года спустя поставил в полпути от Городца до Костромы промежуточную крепость Юрьевец, выбрав для нее место с очень точным прицелом — высокий берег Волги напротив устья Унжи. Теперь под контролем стольного Владимира были оба важнейших притока Волги, один из которых вел в центральные районы Руси, а другой — на богатый Русский Север.
Основатель города — Юрий Всеволодович
Основатель Юрьевца великий князь владимирский Юрий II (христианское имя Георгий) был внуком строителя Москвы Юрия Долгорукого и сыном Всеволода Большое Гнездо, о могуществе которого в «Слове о полку Игореве» сказано, что он «мог бы Волгу веслами расплескать, мог бы Дон шеломами вычерпать».
По данным русских летописей, родился князь Юрий в 1189 году во Владимире. Когда ему исполнилось 2 года, над ним по обычаю был совершен обряд «постригов». Княжичу остригли длинные детские локоны и посадили впервые на коня — так его напутствовали к жизни ратной, суровой, к подвигам во имя зашиты Русской земли. И действительно, большую часть жизни Юрий Всеволодович провел в седле, в походах, в сражениях. С раннего возраста он принимал участие в самых опасных походах своего отца, а в 19 лет уже сам победоносно водил полки.
Юрий был не просто любимым сыном «собирателя» земли Русской Всеволода, но и его единомышленником. Политика великого князя — борьба за главенство, против сепаратистских действий удельных князей — находила у него понимание и поддержку. Вот почему Всеволод назначил наследником великокняжеского престола своего второго сына, а не старшего Константина, попавшего под влияние ростовских сепаратистов — епископа и бояр.
Возведение на великокняжеский престол Юрия Всеволодовича, минуя принятую очередность наследования, стало началом многолетней распри между братьями. Константин, выиграв сражение при Липице, силой возвратил себе отцовский престол, а опального князя отправил в ссылку в самую отдаленную крепость, поставленную
на Волге еще Юрием Долгоруким, — Городец-Радилов, или Волжский Городец (древнее название Волги — Ра). Пробыв здесь около двух лет, Юрий смог лично убедиться в огромном значении Волги для русской земли и ее безопасности. И когда после смерти брата он снова стал великим князем, то энергично приступил к осуществлению планов освоения и защиты Поволжья, выношенных во время Городецкой ссылки.
Именно при Юрии Всеволодовиче был заключен почетный для русских мир с болгарами после долгих лет тяжелого для обеих сторон «размирия». При Юрии Всеволодовиче Верхневолжье навсегда было закреплено за русскими.
Это была личность несомненно незаурядная, но сложная и противоречивая. Однако говоря с сегодняшних позиций о достоинствах или недостатках князя Юрия, нужно помнить, что был он прежде всего сыном своего времени, крупным феодальным владыкой, «князем над князьми». Юрий Всеволодович неоднократно предпринимал опустошительные походы в мордовские земли, беспощадно расправлялся с выходившими из повиновения удельными князьями, вел ожесточенную борьбу за власть с родным братом, предпринял ряд крутых мер против вольнолюбивого Новгорода. Но с другой стороны, князь Юрий был организатором обороны Новгородской земли от нападения немцев еще до славных побед своего племянника Александра Невского. Едва придя к власти, он освободил из порубов (тюремных ям) рязанских заложников, долгие годы томившихся в плену во Владимире. Он гостеприимно принял болгарских беженцев, когда Волжская Болгария была разгромлена ханом Батыем. После смерти брата Константина он стал вторым отцом для своих племянников.
Летописцы называют Юрия Всеволодовича, как и его деда Юрия Долгорукого, князем-строителем за то, что он «грады многи постави». Предание приписывает ему строительство легендарного Китежа, завладеть которым Батыю не удалось, так как город стал невидимым.
Юрию Всеволодовичу выпала поистине трагическая судьба: отважному воину и талантливому полководцу, ему привелось узнать горечь разгрома своих боевых дружин и самому пасть в неравном бою на реке Сить с монголо-татарскими захватчиками.
Юрию Всеволодовичу не повезло ни у историков, ни у романистов, которые по устоявшейся традиции, заложенной еще дворянской историографией, видели в нем прямого виновника страшного разорения Руси. Не избежал подобной предвзятости даже такой талантливый писатель, как Василий Ян (роман «Батый»). Эта точка зрения подвергнута справедливой критике в известном исследовании доктора исторических наук В. В. Каргалова «Древняя Русь в советской художественной литературе». Автор пишет: «У читателя невольно создается впечатление, что если бы накануне монголо-татарского нашествия на великокняжеском «столе» сидел не Юрий Всеволодович, а какой-нибудь другой, более энергичный и дальновидный князь…, то исход войны мог бы быть иным… Трагедия страны была в другом: самые храбрые и энергичные князья и воеводы (а их немало было на Руси!) в силу феодальной раздробленности не могли объединить силы народа для отпора завоевателям».
Горячо и убедительно на основании многочисленных летописей и других документов «реабилитирует» князя Юрия во мнении потомков видный советский прозаик и публицист Владимир Чивилихин в своем романе-эссе «Память», удостоенном Государственной премии СССР. Но судьба великого владимирского князя Юрия II Всеволодовича и его время еще ждут своего раскрытия у историков и у романистов.
Юрию Всеволодовичу суждено было стать последним великим князем независимой Владимиро-Суздальской Руси. С политическим закатом Владимира взойдет яркая звезда Москвы, сумевшей сплотить вокруг себя русское государство и освободить отчизну от позорного иноземного ига.
Боевой герб Юрьевца
На щите — проездная башня крепости. Таков древний герб Юрьевца. Лаконично, сурово и возвышенно выражал он военную профессию города на протяжении столетий.
Из уважения к древности и боевым заслугам Юрьевца-Повольского его герб был оставлен без изменения и тогда, когда при Екатерине Второй было введено правило изображать в верхней части геральдического щита губернский герб. Городов, для которых делалось такое исключение, насчитывалось немного: в Московской губернии это были Серпухов и Коломна, в Нижегородской — Арзамас, в Костромской — Юрьевец и Галич.
Но по существу свой первый герб Юрьев-Повольский получил еще с момента основания. Над воротами его крепости был изображен всадник в боевых доспехах, пронзающий копьем дракона, — тот самый благородный и величавый образ Георгия Победоносца, который появился в гербе Москвы после победы Дмитрия Донского на Куликовом поле. В канонизированном христианством святом продолжал жить древний «ездец» — почитаемый еще на языческой Руси образ всадника-воина, былинного богатыря-защитника. В народных сказаниях он превращался в любимого героя Егория Храброго, образ которого вдохновлял на ратные подвиги во имя Родины.
Трудные столетия. Обилие городов в Древней Руси поражало иностранцев, называвших ее Гардарикой, то есть страной городов. Перед нашествием Батыя их было триста. Достаточно сказать, что и в России XVII века (без Украины и Сибири) 226 городов. Враги превратили цветущие города в руины, а многие из них, подобно легендарному Китежу или реальному Изяславцу, исчезли навсегда.
«Татарове поплениша Володимерь, — говорится в Лаврентьевской летописи, — и пойдоша на великого князя Георгия, а ини к Ярославлю, а ини на Волгу на Городець, и ти плениша все по Волзе и до Галича Мерьского». В этих лаконичных, но выразительных строчках читается и судьба молодого волжского города Юрьевца-Повольского.
Маленький Юрьевец не избалован вниманием летописцев, и все же проследить его дальнейшую судьбу в тяжкие годы иноземного ига можно: она была общей с городами и селами многострадальной Понизовской земли и всей Руси. За «батыевым разорением» следовали все новые и новые походы ордынских ханов и мурз, стремившихся укрепить свое господство, чтобы не забывали жители «русского улуса», что они рабы Караван-Сарая.
Но сплотившаяся вокруг Москвы Русь поднялась против поработителей. В 1380 году юрьевецкие ратники были на Куликовом поле в полках своего князя Владимира Андреевича Городецкого-Серпуховского, двоюродного брата, близкого друга и сподвижника Дмитрия Донского. Однако даже после Мамаева побоища борьба против захватчиков не закончилась.
Особенно страдало Русское Поволжье от Казанского ханства, появившегося вблизи его границ после развала Большой Орды. Только в 30-е годы XVI столетия, за одно лишь десятилетие, историки насчитали не менее 20 казанских и 13 крымских набегов!
«Казанский узел» разрубил в 1552 году Иван Грозный. Во время походов русского царя на Казань в Юрьевце и его волостях набирается судовая рать, формируется сторожевой полк. После победы Иван Грозный жалует Юрьевец астраханскому служилому царевичу Кайбуле, участвовавшему со своими воинами в штурме Казани на стороне русских. Перешедший на службу к русскому царю племянник золотоордынского хана Кайбула является персонажем исторического романа-трилогии «Иван Грозный» В. И. Костылева. В русском войске было немало татар, да и в самой Казани существовала русская партия, осуждавшая протурецкую политику Сафа-Гирея и некоторых других ханов. В 1556 году, с падением Астрахани, вся многоязыкая Волга вошла в состав Русского государства.
Кайбула женился на дочери верного друга России казанского хана Еналея (Джан-Али), убитого сообщниками Сафа-Гирея. Впоследствии, отписав Юрьевец в опричнину, Иван Грозный отдал его в удел сыну Кайбулы Михаилу Кайбуличу, видному государственному деятелю России эпохи Ивана Грозного.
В эти годы в Юрьевец переселилось много татарских семей. Их потомки вместе с юрьевчанами вступили в ополчение Минина и Пожарского, бок о бок с русскими сражались за независимость общей «Преславная под градом Юрьевцем победа». Начало XVII века. Пользуясь неустройством в русском государстве, в страну вторглись иноземные захватчики. На борьбу с ними поднялся весь народ. Ареной ожесточенной борьбы с интервенцией польско-литовских феодалов становятся и берега Волги.
Вот Кинешма, и Балахна,
И Юрьевец омылися в крови…
Так в своей исторической хронике «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» А. Н. Островский описывал карательный поход пана Лисовского по непокорным волжским городам. Но даже выжженные и разграбленные, они продолжали сопротивляться врагу. Рядом с воинами сражались мирные жители.
Юрьевецкий сотник Федор Красный возглавил местное ополчение, в которое влились отряды решемцев под началом крестьянина Григория Лапши, балахнинцы во главе с посадским человеком Иваном Кувшинниковым, а также жители Холуя, Городца, Гороховца. В 1609 году ополченцы освободили Лух, Шую, выбили неприятеля из многострадальной Кинешмы, разгромили под Дуниловом отряд суздальского воеводы Плещеева, переметнувшегося на сторону «тушинского вора» Лжедмитрия II, и стали угрожать Суздалю, где была главная ставка польского воеводы Сапеги.
Многие летописцы отметили мужество мирных жителей города Юрьевца и его Ёлнатской, Березниковской и Коряковской волостей, одержавших «преславную победу» над вооруженными карателями. События почти четырехсотлетней давности встают со страниц «Нового летописца», «Летописи о мятежах», «Жития Макария Унженского» и других старинных книг и документов.
«Минувшу лету 7117-му от сотворения мира, — пишет древний историк, — от рождества же бога слова 1609-му некто воевода Лисовский нападе с вои на град святого Георгия, именуемый Юрьевец Поволгский, его же огню предав, искаше истребити и граждан». Спасаясь от гибели, жители Юрьевца и его прибрежных весей, прихватив с собой домашний скарб, «гонзнули» к коряковцам на другой берег Волги и укрылись в унженских лесах.
В надежде на легкую поживу, не рассчитывая на серьезное сопротивление, так как молодые мужчины ушли с Федором Красным, враг кинулся за ними. Но не тут-то было! Объединившись с крестьянами левобережной Коряковской волости, юрьевчане оказали яростное сопротивление и не дали лодкам неприятеля приблизиться к берегу.
Враги пошли на хитрость. Они решили отойти версты на две вверх по течению Волги и укрыться на острове Мамшин. «Злое намерение они умыслили, — ведет свой рассказ летописец. — Граждане, разбежавшиеся от злого их ратования, снова в городе соберутся, они их горькой смерти предадут с женами, купно и с чадами, а имущество их себе заберут». Но вышло иначе: остров Мамшин был блокирован местными жителями, которые сели в ладьи и не давали врагам перебраться на берег.
О беде юрьевчан пришло известие нижегородскому воеводе Федору Шереметеву, который послал на подмогу судовую рать. Майским днем 1609 года разгорелся под Юрьевцем горячий бой. Заканчивая свой рассказ о «преславной победе под градом Юрьевцем», летописец торжествует: «Побита их до конца, а инии и в Волге истопоша. Лисовский же утече с малыми людьми…»
Весть о победе под Юрьевцем воодушевляла патриотов на дальнейшую борьбу. Наконец пробил час полной расплаты. Когда нижегородские ополченцы Минина и Пожарского, говоря словами той же хроники Островского, «нагорным берегом пойдут по Волге на Балахну, на Юрьевец, на Решму», то к народному воинству примкнут и юрьевчане, чтобы вместе с жителями всех береговых городов и сел нарастающей лавиной обрушиться на захватчиков и освободить Москву.
Деревянный острог и Каменный град
О первой юрьевецкой крепости известно лишь то, что она стояла на Георгиевской горе и была деревянной. Но представить, как она выглядела, все же можно, так как строились деревянные крепости на Руси по правилам, передаваемым от поколения к поколению. На земляных валах, окруженных рвами, ставились высокие стены — либо из стоячих, заостренных кверху бревен (тогда крепость называлась острогом), либо из двух рядов горизонтально уложенных бревен, между которыми засыпалась земля (так называемая городня). Прясла стен перемежались башнями, некоторые из них делались проездными. На вершине стен устраивались площадки для защитников крепости.
Эта крепость на Георгиевской горе часто горела, но ее отстраивали вновь и вновь. Однако после разорения города паном Лисовским крепость возвели не на прежнем месте, а на соседней Предтеченской горе, где было больше простора. Подробное описание нового деревянного острога дает Писцовая книга Юрьевца-Повольского 1676 года, составленная писцом Грамотного приказа Большого дворца Иваном Афанасьевичем Желябужским и его помощником подьячим Андреем Рыбинским.
Писцовые книги составлялись на местах присланными из Москвы царскими чиновниками и служили документом для обложения населения тяглом, то есть разными податями и оброками в пользу казны (а также для назначения льгот, например, стрельцам, священнослужителям). «Государевы люди» старались ничего не пропустить в городе — описывали его укрепления, лавки, церкви, занятия жителей, делали подворную перепись тягловых душ. Неудивительно, что писцовые книги являются теперь источником ценных исторических сведений.
«В Юрьевце же острог деревянный — сосновой и еловой», — ведет писец свой дотошный реестр крепости. Выясняется, что общая длина стен около 700 метров, что ворот было двое — Посадские и Полевые, а башен не имелось. «А по стенам всем вместо башен двенадцет выводов для очистки стен, а в выводах и по стенам заделаны бои (т. е. бойницы — Л. П.) и у всех стен кровати (т. е. настилы) середине и верхние».
Относительно не совсем ясных «выводов вместо башен» автор консультировался у большого знатока волжских крепостей, горьковского историка и археолога, кандидата исторических наук И. А. Кирьянова, автора книги «Старинные крепости Нижегородского Поволжья». По его мнению, вывод — это разновидность имевшегося во многих русских крепостях захаба, то есть разрыва в стене с заходящими друг за друга концами, образующими как бы узкий коридор. Такое устройство стен давало возможность быстро выпустить навстречу врагу отряд защитников крепости и принять их обратно, не открывая ворот. Для противника же захабы превращались в коридоры смерти, так как если им удавалось ворваться в это узкое, стиснутое с двух сторон пространство, то их поражали в упор. Наличие такого большого числа захабов-выводов в Юрьевецкой крепости давало возможность вести вкруговую очень активную оборону.
Оригинальна была и конструкция ворот: «над воротьми изба караульная, сверх избы караульня верхняя». Эти высокие многоярусные ворота могли служить и для дозора и для руководства боем. Одновременно они были важными узлами обороны: на воротах, на помостах возле них стояли ряды пушек.
Вооружение острога по тем временам было внушительным: больше десятка железных и медных пищалей, 488 ядер к ним, 200 мушкетов и столько же бандельеров (ремней), 5 пудов свинцовых пулек, 11 пудов свинца, 353 пуда зелья (пороха), 4 пуда фитиля и множество холодного оружия: 400 боевых топоров, 550 рогатин, 60 пик. В подтверждение точности этих данных писец добавляет: «А писаны пушечные запасы и всякое мелкое ружье за рукою воеводы Ивана Борнякова». Таких запасов арсенала было достаточно, чтобы вооружить не только гарнизон крепости, но и ополченцев.
До наших дней, к сожалению, не сохранилась Георгиевская гора — место основания первой крепости (она была срыта для строительства защитной дамбы на берегу Волги). Остатки земляных валов второго деревянного острога на Предтеченской горе еще недавно были заметны возле Пушкинского переулка. Сейчас в Юрьевце можно увидеть лишь хорошо сохранившиеся валы и рвы его последней крепости, именуемой в Писцовой книге Каменным городом. У юрьевчан же и по сей день живет другое ее название — Белый город, хотя теперь никаких следов от белых стен и башен не осталось.
Белый город расположен на горе МТС, возвышающейся над акваторией речного порта. Это один из живописнейших уголков Юрьевца. Могучие столетние сосны стерегут торжественную тишину. Тихие пруды затянуты светло-зеленой ряской. Осевшие от времени земляные валы поросли травой. Местами они расширяются и образуют площадки, где когда-то стояли каменные башни и земляные бастионы. За валами — глубокие рвы и бездонные овраги…
Крепость была заложена по указу царя Алексея Михайловича в дополнение к существовавшему деревянному острогу 23 мая 1661 года при юрьевецком воеводе Семене Никитиче Волховском. Границы России к тому времени прочно установились за тысячи верст от Юрьевца. Но против «внутреннего супостата» нужны были царскому правительству крепости не менее мощные. Время правления царя по прозвищу «Тишайший» было неспокойным. «Бунташный» семнадцатый век, начавшийся крестьянской войной под предводительством Болотникова, ознаменовался целым рядом народных восстаний. Вспыхивали медный, соляной бунты. Волгу потрясли черемисские бунты (старое название марийцев). В непосредственной близости от Юрьевца действовали сподвижники Разина.
Строительство новой крепости имело целью запугать местное население и держать в повиновении всю округу. Уже сам его размах должен был произвести соответствующее впечатление. Вместе с зодчими и розмыслами (так называли на Руси инженеров) наехало из Москвы множество царских чиновников. Стрельцы и пушкари сгоняли на земляные работы целые толпы крестьян и посадских людей. В Юрьевце спешно сооружались новые кирпичные заводы.
По замыслу это должен был быть настоящий кремль в форме правильного квадрата с общей длиной стен около двух километров. Планировалось построить 16 башен — 7 каменных и 9 земляных. Но могучая крепость по неизвестной причине так и осталась недостроенной. Наиболее завершенный вид она имела с Волги. Белокаменная стена с зубцами, башнями и высокими Вознесенскими посадскими воротами, стоявшая на «горе высокой самородной», выглядела грозно и живописно. Можно не сомневаться, что образ каменной башни на юрьевецком старинном гербе навеян Белым городом.
В 1780 году, в царствование Екатерины II, крепость начали разбирать на кирпич. Известные художники братья Чернецовы, путешествовавшие по Волге в 1838 году, с сожалением писали об утрате исторического памятника: «Недавно еще тут находились две огромные каменные башни, украшавшие собою берег Волги. Они стояли на высокой горе, как маяки».
Известный историк и археолог А. А. Спицын, сделавший подробное обследование Белого города, причислил его к редким памятникам русского военно-инженерного искусства. Теперь остатки крепости охраняются, на валах установлена мемориальная доска.
Кто жил на Юрьевецком посаде
Юрьевец в XVI—XVII веках
Юрьевецкий посад XVI—XVII веков, согласно писцовым книгам, был под горой, на берегу Волги. Наверху находились только крепости, да жил их гарнизон с семьями — в Стрелецкой и Пушкарской слободах.
Суда с разным товаром приставали прямо к торговой площади — деловому центру посада. Потом не раз юрьевчане находили при рытье колодцев якоря, и снова в памяти оживали дедовские предания, что на месте главной Георгиевской улицы когда-то текла Волга, и вода подходила к горам вплотную.
Совершить прогулку по средневековому городу нам помогут старинные документы, сведений об этом периоде сохранялось достаточно. Одна только Сотная перепись Юрьевца-Повольского, составленная в 1594 году царским писцом Посником Шипиловым (Шапиловым), представляла собой столбец убористой скорописи из 86 составов (частей) общей длиной 14 метров!
Средневековый посад занимал территорию, которая сейчас находится между речным портом и почтой. Со всех сторон окружали его монастыри, входившие наряду с крепостями в систему обороны древнего города. С севера — Ломова пустынь, с юга — Тихвинский монастырь, с запада — Богоявленский, а с востока — Кривоезерский мужской монастырь, стоявший на левом берегу Волги.
Торговля и ремёсла в средневековом Юрьевце
Посреди посада — торг. Лавок на торгу — великое множество! около шестидесяти, в среднем по лавке на каждые 4—5 дворов. Рядов было три: Большой, Хлебный и Мясной. Торговали хлебом (в зерне и калачами), рыбой и солью, мясом и щепьем — так называли в старину деревянные резные или токарные изделия, горшками и железными изделиями, холстами и кожевенными товарами — всего не перечесть. В основном в лавках сидели сами ремесленники. Но были и «купецкие люди», местные и приезяше. Среди последних — московские гости Шестунька Иванов и Микитка Тимофеев.
Юрьевец был известным торговым центром. Тут проходил старинный тракт на Нижний Новгород. А по левому берегу — через Макарьев и Кадый — на Вятку (за Волгу было в Юрьевце два перевоза). Через Пучежскую слободу, пригород Юрьевца, шла дорога из Москвы, знаменитая Стромынка.
Торговые люди Юрьевца-Повольского появлялись на ярмарках многих городов. Они оказались записанными в ценном документе Московского государства XVII века — в таможенных книгах Великого Устюга, Тотьмы, Сольвычегодска, Архангельска (1651 — 1656 гг.). Возили они в далекий северный край свой товар и «на лошадях» — возами и в санях, и на судах — в дощаниках, лодках-кладушках, в каюках. Что привозили? Юрьевчанин Абакум Калинин, например, «явил продать 650 аршин холсту гладково да холсту хрящу 1800 аршин, крашенины 250 аршин, 10 галинок дубовых (т. е. бочонков), да щепья: блюд и ставцов и братин 6000, да лошек полторы тысечи». С таким же товаром приезжал на 13 возах Леонтий Клементьев, на 35 санях — Василий Ульянов. А обратно они повезли для продажи на юрьевецком торгу «изюму крошеного, да сукна летчины, да 4 пуда меди, да шкурки выдры».
Из подлинной записи, сделанной летом 1051 года устюжским таможенником, мы узнаем, что предприимчивые юрьевецкие гости ходили и к Архангельску, единственному в то время русскому морскому порту. «Августа в 12-й депь Юрьевца Повольского Иван Ерофиев Фатеев с товарыщи, 9 человек, пловут… в лотке к Архангельскому городку, гребцов и с кормщиком 7 человек. Платили проплавные пошлины с лотки, и с людей, и с себя, всего один рубль 11 алтын 4 деньги».
Ходили юрьевчане и «на низ». В Житии Симона Блаженного, повествующем о событиях второй половины XVI века, упоминается: «в том же граде Юрьевце был некий купец именем Логин названием Корепа, хотел отплыть из града своего рекой Волгой в нижние грады, при ней стоящие, куплетворения ради».
Сословия и промыслы в Юрьевецком посаде
Чтобы в четверг (базарный день в Юрьевце в прошлом) было что повезти на продажу, трудились не покладая рук древодели, кузнецы, кожемяки, швари, овчинники, горшечники, красильники, волосинки (шапочники). Часть ремесел и промыслов была связана с Волгой: судовщики, рыбные ловцы, перевозчики. Лесом кормились не только древодели — токари, плотники, резтикп. В Писцовой книге 1594 года названы лесные промыслы: птицеловство, бобровничество, бортничество. В Писцовой книге 1676 года вместо бортников уже показаны улипники, то есть пчеловоды.
Согласно этому документу, в средневековом Юрьевце было большое количество кузниц — их целых шестнадцать, да еще девять кузнечных мест прямо на рынке. Приводятся имена лучших кузнецов: Пашка Аристов, Олферка Карпов, Васка Козин, Ивашка Назаров, Савка Окулов, Опдронка Симонов, Савка Усигцев. До сих пор память о мастерах но металлу живет в старинных украшениях домов: кованых решетках, ажурных навесах над крылечками, дымниках над трубами. И даже целый район города у Пятницкой горы и сейчас называют «Кузнецы».
«Добытием пищи» занимались мясники, огородники, калачники. Жили на посаде и люди искусства: серебренники (древние ювелиры), скоморохи (уличные актеры и музыканты), иконники (художники). В архивных столбцах Оружейной палаты названы городовые живописцы Юрьевца-Повольского Василий Васцын, Федор Визжога, братья Родион и Флор Григорьевы, которые в 1642— 1643 годах вызывались в Москву для участия в появлении росписей Успенского собора Кремля.
И, конечно же, среди жителей города-крепости было много военных людей. Ратному делу служили стрельцы, пушкари, седельники, банники (те, что «банили» пушки меховыми щетками), пищальники, воротники (стража у крепостных ворот). В годину же испытаний стены крепости защищали и посадские люди, и крестьяне волостей, «тянувших» к Юрьевцу.
С XVII века в Юрьевце, как и в других городах России, постоянно живет воевода. Он и военачальник, и главный правитель города. Для ратных дел у него в помощниках осадные головы — стрелецкий и пушкарский. В мирное время гарнизон несет полицейскую службу. Самый страшный «помощник» воеводы — палач Никитка Сидоров живет в своем дому неподалеку от тюрьмы. У тюрьмы место на посаде почетное: стоит у самой соборной Входо-Иерусалимской церкви, под Георгиевской горой.
Есть у воеводы и своя канцелярия — дьяки и подьячие, ведь воевода ведает абсолютно всем в городе: и суд вершит, и налоги взыскивает, и воров-разбойников ловит, и с мятежниками расправляется. Он же проверяет, запечатаны ли на летнее время печи (была такая противопожарная мера) и вообще осуществляет «полицию нравов», суть которой можно выразить одним словом: «запрещается». Считались богопротивными занятиями представления скоморохов, игра в мяч, шахматы и карты. Безусловно, запрещалось «богомерзкое» качание на качелях, надевание масок, хлопание в ладоши. Преследовались как языческие обычаи купание в гром и даже смотрение на луну в новолуние. Строго каралось непосещение церкви и несоблюдение постов.
Рядом с Приказной избой, в которой сидели «товарищи при воеводе» дьяки и подьячие, была Земская изба для выборных органов местного самоуправления: здесь сидели земский староста, таможенный голова, кабацкий голова и целовальники, то есть сборщики налогов.
Поодаль воеводского двора, где стояли приказная и земская избы, — две таможенные избы. Здесь людно и шумно не меньше, чем на базаре. Кому подворное платить, кому денежный оброк. Захотел жениться — сначала уплати «новоженный убрус» — налог с новобрачных. Пришел, приехал откуда — за «явку» уплати. А на лошади — и за нее. И с каждой сажени судна, и с саней, и с воза. А коль и не останавливаешься на торг в городе — плати «проезжие» или «проплавные». Ну, а уж прежде чем товар продать, нужно со всего, до самой мелочи, уплатить тамгу — торговую пошлину. «Явить» товар для таможенного сбора должны были и покупатели.
Над всем посадом возвышаются воеводские хоромы, стоят они у самой Волги. Это соединенные друг с другом постройки разной высоты с многоярусной повалушей в центре. Над каждой частью дома — своя кровля: то шатром, то бочкой, то клином с острым гребнем. Они придают воеводским хоромам красивый зубчатый силуэт. Недаром иностранные путешественники того времени отмечали, что «в Московском государстве домы строятся чрезвычайно высокие, деревянные, в две или три комнаты — одна над другой. Тот почитается самым знатным, кто выстроил себе самые высокие хоромы».
Долго приходится Ивану Афанасьевичу Желябужскому, автору не только Писцовой книги Юрьевца-Повольского, но и знаменитых «Записок» о времени Алексея Михайловича, диктовать своему подьячему, чтобы описать, как выглядит воеводский двор: «две избы на подклетах, против избы — повалыша о двух жильях, меж избы и повалыши — сени, поосторонь повалыша — чюлан…» и т. д. Огромный воеводский двор был обнесен забором, равным в периметре 105 саженям (старая сажень — 2,2 м). А на дворе все, что нужно для богатого хозяйства: поварня, ледник, погреб, онбар (амбар), сушило (для вяления рыбы), баня на кряжах.
Воеводы назначались «по государеву указу» сроком от одного до трех лет с целью вознаграждения за прежнюю службу. Помимо поместий, денежного жалованья от правительства, им шли еще «кормовые» от горожан в виде всевозможных подношений. Среди воевод было много наглых мздоимцев, жестоких самодуров и притеснителей народа. Но и самые справедливые из них считали личное обогащение на воеводстве делом обычным.
В юрьевецких воеводах мы видим людей знатных, в немалых чинах. Князь Семен Никитич Волховский, юрьевецкий воевода в 1661—1663 годах был потомком легендарного московского воеводы Волховского, посланного Иваном Грозным принимать от Ермака сибирские города. Федор Савич Нарбеков, правивший городом в 1671 году, был стольником и думным дворянином.
Выше хором воеводы были только церкви. Их на посаде целых тринадцать, не считая монастырей, да еще городской собор. Юрьевец XVII века — не только весьма значительный военно-административный, торгово-промысловый, но и религиозный центр. При Никоне он входил в состав патриаршей волости. В составленной в 1681 году патриархом всея Руси Иоакимом росписи городов, в которых, по его мнению, надлежало быть епископу, значился и Юрьевец-Повольск.
Юрьевец являлся центром дворцового уезда, и на его посаде было 3 государевых двора для приема различных натуральных оброков. Рыбные ловцы, например, давали «на государев обиход» на год по 18 осетров, по 40 белорыбиц, по 60 стерлядей великих и 60 середних. Был здесь у царя и свой «государев ёз» (огороженное снастями удебное — от слова «удить» — место), за которым следил езовщик Бессонно. Бортники, а позднее улинники, давали оброку от полпуда до 5 пудов меду да еще пошлины по пяти денег с каждого собранного пуда меду. На «конюшенный обиход» государя под Юрьевцем накашивалось 3500 копен сена, которое свозилось на остожный (то есть сенный) двор.
Голова таможенного и кружечного двора Ивашка Козмин со своими целовальниками «за пивные явки емлют» (то есть за вход в питейный дом), а также зорко следят, чтобы с каждой выпитой кружки водки, пива, меду исправно шла «кружечная» питейная прибыль в приказ Большого двора. Бочки всегда были в великом запасе, так как неподалеку от кружечного двора стоял государев винокуренный двор. Пить заставляли силой, применяя побои за нежелание выпить лишнюю кружку в пользу казны великого государя…
Разница в положении податного люда и привилегированных сословий разительна. В Юрьевце, который славился своими сенокосными угодьями на островах и заливных лугах, князь Горбатый владел огромной пожней в 320 копен, а стрелец Рюма Афанасьев на двоих с ямщиком Замятней имели одну небольшую пожню, где не было и десятка копен. Классовое расслоение посада видно из разделения его жителей на «лутчих», то есть богатых, «середних» и «молодших». Из 248 дворов на посаде в 1594 году было 11 дворов «лутчих людей» и 33 «середних». В писцовой книге, откуда взяты эти сведения, утрачен первый состав (часть) с данными о богачах первой руки, но достаточно красноречивы и данные о «середних». Карпик Норкин владеет 5 лавками и 12 пожнями с 193 копнами. Много лавок, пожен у Фомы Ситникова. О многом говорит примечание, что домом Васки теперь владеет Фомка Ситников по закладной кабале. Два брата Боровитины имели несколько лавок во всех трех рядах и были взяты царем в Москву в гостиную сотню.
Но в то время как богатые горожане имели по нескольку лавок, владели даже рабами — «держат купленных людей литовского полону», да и своих посадских — в долговой кабале, то у обнищалых Поликарпки Фролова, Олешки Игнатьева, Анки по прозвищу Голыга нет ничего за душой, как и у бедняка-горемыки с не менее, чем у Анки, выразительным прозвищем — Обойди-Волгин…
Нелегка была жизнь посадского населения: люди терпели гнет и нужду, переживали ужасы вражеской осады и разоренье княжеских усобиц, погибали в войнах, страдали от частых пожаров, неурожаев, страшных болезней. Ужасен был мор 1557 года, когда были «дожди великие, зима студна, снеги паче меры, мороз хлеб побил». В 1655 году чума скосила в Юрьевце 1667 человек, три четверти его населения.
Писцовые книги отмечают много пустых дворовых мест на посаде. Часть хозяев этих дворов погибла в войнах, умерла от болезней. Но немало было среди них и таких, кто, не выдержав тягла, бросал свои дома. Одни нищенствовали, бродяжничали, а другие бежали «на низ», в казачью вольницу. Так, про Васку Казакова в писцовой книге 1676 года сказано, что он «сшел безвестно в 179 годе», то есть в 1671 году, когда полыхало Разинское восстание.
Но какие бы город ни переживал невзгоды, жизнь брала свое. Снова оживал базар. Весело вспыхивали горны в кузницах. Стучали топоры, на месте пепелищ появлялись новые дома, и снова звенели в них детские голоса.
«Юрьевец», стр.8-22, Лариса Полякова, 1984 г.