Когда-то летописец назвал Юрьевец «градом на горе». А теперь город широко раскинулся на горах и холмах длинной моренной гряды на берегу Волги.
Улицы города то льнут к самому берегу, как бы повторяя течение реки, то, преодолевая крутые подъемы, взлетают на косогоры к лесопарковой зоне, обнимающей город своим зеленым крылом. Они вьются по холмам, высота которых достигает более сорока метров, взбираются маршами лестниц на самые их вершины, перепрыгивают по мостам через овраги и долы, разносящие окрест легкие запахи хвои, трав и полевых цветов.
Есть в Юрьевце улицы узкие, извилистые, по-деревенски тихие, поросшие травой-муравой. Стрелецкий переулок на Пятницкой горе — остаток еще дорегулярной застройки: здесь находилась когда-то Стрелецкая слобода, выросшая близ крепости середины XVII века. Другие несут на своем полотне двухсторонние потоки машин, как, скажем, самая, пожалуй, длинная в городе улица 40-летия Ленинского комсомола, которая связывает его старый центр с новым районом на Глазовой горе, а затем незаметно переходит в параллельную Волге дорогу на Пучеж и Горький.
Из 170 улиц, переулков, въездов и площадей самые древние — главная Советская улица (бывшая Георгиевская) и торговая площадь, которым, как и городу, уже сотни лет. Находятся они в старой части Юрьевца, оказавшейся с образованием Большой Волги в низине и защищенной от ее вод трехкилометровой бетонной дамбой.
С ее постройкой, как пишет в своем очерке «Город у лукоморья» журналист Андрей Борисов, сегодняшний Юрьевец можно считать дважды рожденным.
«Дело в том, что в конце сороковых годов ниже города развернулось строительство очередной гидростанции Волжского каскада и связанного с ней нового рукотворного „моря“. Плотина Горьковского гидроузла подняла уровень Волги на 10–12 метров. В зону затопления целиком попадал и Юрьевец. Уже был готов проект, по которому город намеревались перенести на другое место. Как соседний Пучеж. Но… Город спасли горожане.
История эта удивительная, необыкновенная, достаточно по тем временам фантастическая и какая-то… трогательная.
Несколько лет назад я в очередной раз приехал в Юрьевец. Но на сей раз не как праздный турист-бродяга, а с командировкой „Советской России“. Захотелось со страниц центральной газеты рассказать о живописном маленьком городке, поднять на этих страницах мучающие его проблемы, а заодно и найти кого-нибудь из тех, кто более сорока лет назад подписал легендарное уже письмо в правительство с просьбой сохранить город.
Увы, время неумолимо даже в таких, как сказали бы в старину, „благословенных“ городках, а не только в столичной суете. Очень скоро выяснилось, что из тринадцати человек, подписавших письмо, в городе жил только один.
С Федором Михайловичем Городничиным мы тогда сидели в его городском, но по-деревенскому уютном доме с большим телевизором, фотографиями родни на стенах, традиционной геранью на окне, и хозяин недоумевал: что же все-таки не может понять столичный гость?
— Да как же почему написали? Представьте себе — живете вы всю жизнь в своем городе, ходите по одним и тем же улицам, памятниками и пейзажами волжскими любуетесь, а однажды узнаете, что ничего этого скоро не будет. Подумалось: что же потомки о нас скажут, которые красоты этой уже не увидят? И еще одно соображение было. Взяли мы карту и увидели: после затопления Горьковского моря ни одного исторического города на Волге от Костромы до Горького не останется. Решили — надо бороться.
— А не страшно было письмо-то писать самому Сталину? — спросил я. (Тут надо открыть один секрет. Письмо было написано группой старожилов города по собственной инициативе, „через голову“ начальства).
— Нет, страха не было. Правда, сначала собирались его подписать двадцать шесть человек. Я потом никогда не жалел об этом письме, хотя неприятности и были. Жалею о другом: не смогли мы еще три городские церкви отстоять. Стояли они совсем недалеко от Волги и попали в зону затопления. А спасти их было просто — на полкилометра удлинить дугу дамбы. Снова писали, просили, московские искусствоведы нас поддержали, архитекторы. Но тут уже нас не поняли. Пришло распоряжение: строить дамбу так и так.
Но это было уже потом. А тогда, в 1952-м, было время надежд и ожиданий. Прошло какое-то время, пока дошло письмо до Москвы, пока разобрались там, и однажды Городничина вызвали в обком. Показали правительственное решение, сказали: „Ты, Федор Михайлович, эту кашу заварил, тебе и расхлебывать. Назначаем начальником строительства дамбы“. А работал он в то время директором леспромхоза…
И началось. Поджимали сроки. Не хватало материалов. Не было людей. Для отсыпки дамбы было выделено всего пять самосвалов… Первоначальный проект не предусматривал устройства волноотбойного парапета. Снова ездили в Москву, доказывали, убеждали. Наконец, когда дамба была построена, а водохранилище заполнено, стало это место самым любимым у горожан. Теперь сюда приходят в любую погоду, здесь назначают свидания, здесь встречают и провожают пароходы, длинными гудками приветствующие древний город».
С начала XX столетия город все решительнее стал подниматься на холмы. Сейчас наверх перенесены все зоны активного строительства. На западной окраине — это районы бывшего Селецкого поля, Предтеченской и Пушкарихинской гор, на южной — Глазовая гора. В черте города оказалось несколько бывших деревень — Сельцо, Спириха, Гатилиха, Лепилиха, Ямская, Шихово, Коноплищи.
До сих пор самой молодой в городе считалась улица Титова в Селецком микрорайоне. Здесь построены пятиэтажные многоквартирные дома, новые корпуса сельскохозяйственного техникума, общежития для учащихся техникума и лесотехнической школы, большая современная средняя школа № 2. Но на карте города уже появились очертания еще более молодого микрорайона — Предтеченского.
Новый жилой массив вырос и на Глазовой горе. Это рабочий поселок деревообрабатывающего комбината, переселившегося сюда еще с левого берега Волги в связи с затоплением Новой Слободки при образовании Горьковского водохранилища.
Альманах «Юрьевец», 2001 г.