«Бе бо вельми мужествен и разумен, и человечен, и зрачен, и всякой мудрости доволен, плосколиц (узколиц), черн брадою и власы, прикудряв, возраст средний и плоек, плечист», — говорится о покорителе Сибири в одной из летописей.
В другой: «О себе же Ермак известие написал, откуда рождение его. Дед был его суздалец, посадский человек, жил в лишении, от хлебной скудости сошел в г. Владимир, именем его звали Афанасий Григорьевич сын Аленин и тут воспитал двух сынов Родиона и Тимофея…»
Ермолай Тимофеевич Аленин-Повольский — это из фантастической «генеалогии» XVIII века. У Ермака Тимофеевича не было и, кстати, не могло быть фамилии — фамилиии в XVI в. были только у боярских родов, и у некоторых (далеко не всех) дворянских. Вот прозвище было — Токмак (его упоминают ниже), Это такое же прозвище как у ермаковых есаулов Ивана Кольца, Богдана Брязги и т. п.
Вадим Викторович Журавлев, канд. ист. наук, преподаватель Новосибирского государственного университета.
В последнем сомневаются. Жизнеописание «зрачного» человека составлялось задним числом, когда не было в живых тех, кто мог бы подтвердить или опровергнуть правоту сказанного. Несмотря на это, по мнению советского историка Д. Копылова, автора книги «Ермак» (Свердловск, 1974), и других ученых, у нас нет никаких оснований полностью не доверять летописным сведениям о Ермаке и его происхождении.
Сопоставляя дату выступления Ермака в поход и «возраст средний», можно довольно уверенно говорить, что родился он в 40-х годах XVI века в правление Ивана Грозного, первого царя русского. В то время, когда народ наш осваивал новые земли, укреплял торговлю с чужеземцами, освободившись наконец-то от многовековой татаро-монгольской тирании. Но у Руси еще не было выхода ни к Балтийскому морю на западе, ни к Хволынскому (Каспийскому) и Черному морям на юге, где хозяйничали ногайцы и простиралась Османская империя.
Сложнее ответить на вопрос, где родился Ермак. В свое время, без всяких доказательств, предполагалось — или на Дону, или в низовьях Волги, в семье лихого казака. Но вот в конце прошлого века стараниями уральского краеведа А. Дмитриева был найден неизвестный доселе летописный памятник «Сказание Сибирской земли», где о деде Ермака сказано: «суздалец».
Возможно, это и предание. Но подобно обнаруженной летописи о происхождении Ермака писал академик Фальк в «Записках», побывав в Сибири в XVIII веке: «Завоеватель Сибири был сыном бедного суздальского купца». У голландского путешественника XVIII века Николая Витсена в книге «Северная и Восточная Татария» минимальное расхождение: «… бравый казак, родом из Мурома».
Знак на «верхневолжское происхождение» Ермака можно усмотреть в старинной песне из собрания Кирши Данилова «На Бузане-острове».
«На славной Волге-реке, на верхней изголове, на Бузане-острове, на крутом красном берегу… — поется в ней, — во беседачках тут сидели атаманы казачия: Ермак Тимофеевич, Сабур Андреевич, Анофрей Степанович…»
Интерес представляют в этой связи сведения, почерпнутые из последней переписи населения СССР, согласно которой и поныне во Владимире, Суздале, Муроме, Юрьевце и других старинных городах нашего края живет 60 человек с фамилией Аленин, возможно, дальних потомков Ермака.
Однако вернемся в прошлое. Согласно «Сказанию о Сибирской земле», во Владимире Афанасий занялся извозом. То была тяжелая работа, полная опасностей. Куда только не приходилось ездить извозчикам, сопровождая купеческие клади: в Москву, Ярославль, Вологду, Кострому, Нижний Новгород… «И-и-и… Но, милые! Не приведи господь повстречать татей!..»
Хотя, повстречав разбойников в лесу, извозчики голову не теряли (из своих же!), случалось, подряжались перевезти воровские клади. Смелый и решительный Афанасий Аленин не раз выручал «братьев-разбойничков». Во время одной из облав в муромском лесу он был пойман и посажен в тюрьму. Ему грозила смертная казнь. Но братва выручила его. Афанасию удалось бежать и укрыться с семьей в Юрьевце-Повольском, небольшом городке.
Вероятно, Афанасию и раньше доводилось тут бывать. Волжский город Юрьевец славился торговлей. Купцы с верхней Волги вывозили русские меха, лес, металлические изделия, кожу; с юга шли персидские ковры, шелка, специи и красители. С утра до поздней ночи проплывали мимо Юрьевца тяжелогруженые струги… Среди пятерых внуков Афанасия (Дмитрий и Лука от Родиона, Гаврила, Фрол и Василий от Тимофея) — чаще остальных пропадал на Волге-реке Василий, в будущем Ермак. До боли в глазах всматривался мальчишка вдаль, провожая суда.
— Э-ээ-ээ-э-эй!..
И то-то радость, если кто-то помашет рукой.
Смерть деда тяжело отозвалась на семье Алениных-Повольских. От скудости и нужды вскоре Родион и Тимофей с семьями «сходят» с насиженных мест в поисках хлеба на реку Чусовую.
От торгового сословия, не иначе, дошла до Алениных молва о богатстве тамошних земель, пермской вотчины купцов Строгановых. Тысячи пудов хлеба, соли, пушнины вывозили с Предуралья предприимчивые дельцы Строгановы, коим вначале на Каме, а в 1568 и на Чусовой Иван Грозный повелел «крепостцы поделати собою», города и варницы поставить и людей назвать «неписьменных и нетяглых». В поисках счастья не менее 2–3 тысяч русских переселились к тому времени к Уралу. Однако этого было явно недостаточно. Не хватало плотников, кузнецов, а надо было еще кому-то выжигать леса, распахивать новые пожни, ловить рыбу, охранять, наконец, себя от докучливых соседей из Сибирского ханства.
…Подобно деду и отцу Василий Аленин в юности занялся извозом, но, в отличие от них, предпочел земной тверди дорог беспокойную и заманчивую гладь рек: неоднократно ходил он на стругах по Каме и вниз по Волге, препровождая товары купцов Строгановых. Здесь, на Волге, Василий и встретился впервые с понизовской вольницей.
Вот уж куда действительно и без приглашения ежегодно сбегались со всех уголков Руси от боярских застенков, неправд и лютого голода мужики-страдники, кабальные холопы, посадская чернь, ратные люди, бобыли, монастырские трудники, государевы преступники и попы-расстриги. Жили они вольно в куренях и землянках, не ведая ни господ с приказчиками, ни городских воевод с губными старостами и ярыжками. Жили они зачастую без рухляди и скотины, предпочитая всему лихого коня и саблю.
— Сарынь, на кичку! — кричала голытьба при абордаже купеческих судов, хозяйничая в низовьях Волги.
Летопись умалчивает, каким путем и при каких обстоятельствах Василий Аленин променял тяжелую долю судового работника на вольную, но полную опасности жизнь казака. Возможно, вспомнились ему рассказы деда о добрых молодцах из муромских лесов, или, покарав несправедливого приказчика, он ушел на волю от сурового возмездия.
Как бы там ни было, он «ходил у Строганова на стругах… по рекам Каме и Волге, и от той работы принял смелость, и, прибрав себе дружину малую, пошел от работы на разбой и от них звашася атаманом, прозван Ермаком» — сказано в новом летописном памятнике.
С 1577 года слава Ермака гремит по всей Волге, он — старейшина волжских атаманов. С ним держат совет, ему подчиняются все прочие атаманы, меньшие рангом. Чтобы добиться этого и суметь завоевать авторитет среди видавших виды дерзких и отважных казаков — мало быть волевым, «велеречивым, сильным и острым». Всех поражала и привлекала в Ермаке-атамане его независимость, неистребимая ненависть к холопству и раболепию, любовь к свободе.
Состоявший на русской дипломатической службе при Петре I англичанин Джон Белл в своих дневниках писал о Ермаке Тимофеевиче: «В короткое время стал он весьма славным и сильным, ибо грабил только богатых, и, по необыкновенному великодушию людей его ремесла, наделял бедняков. Не умерщвлял он и не ранил ни одного человека, разве защищая только самого себя. Сей поступок приобрел ему такое прославление, что все праздношатающиеся, не имущие звания люди вступили к нему в сообщество, с охотою подчиняя себя власти столь великодушного и неустрашимого начальника».
Безусловно, Ермак был и хорошим командиром, отлично владел тактикой ведения боя как на суше, так и на воде. По гипотезе историка Р. Скрынникова, Ермак вообще последние 20 лет — перед тем как отправиться в Сибирь — состоял на государевой службе: защищал вместе со своими казаками южные рубежи Руси.
Отряд Ермака, насчитывающий по некоторым, явно преувеличенным, данным
до 5–7 тыс. человек, становится подлинной грозой купеческих караванов. Не помогает никакая охрана. Легкие струги под водительством Ермака появляются под Астраханью и Казанью, заходят в притоки Волги Оку, Каму, господствуют на Дону…
Один из летописцев отмечал, что Ермак «на Волге из Астрахани в Московское государство в проезде путь всякого чина людям со всяким товаром возбраниша и проезду не дата». Особенно богатая добыча ждала казаков при захвате посольских караванов из Ногайской орды, из Персии, судов с английскими товарами, снаряженными торговым представительством английской королевы Елизаветы Тюдор в Москве. Доводилось Ермаку и казну Ивана Грозного «шарпать».
— Найди управу на воров, государь! — шумели бояре. — Сил больше нет их терпеть.
Желая раз и навсегда покончить с казаками и помня прежние неудачи с посылкой мелких карательных отрядов, кои неизменно терпели поражение от Ермака, царь отправил на Волгу большое войско под командой стольника И. Мурашкина «на судах и по суше на конях». Кроме пищалей у него были пушки. Воевода имел указ: «повсюду, где возможно, хватать воров, пытать их и вешать». Аналогичный указ был послан в Астрахань, где, по свидетельству англичан, в 1579 году гарнизон был доведен до 2000 человек.
Весть о карательной экспедиции Ермак получил заблаговременно. По всей реке-матушке были у него верные люди. Противник бессмысленного кровопролития, Ермак поднимается со своими товарищами вверх по Волге и укрывается в лесах, в устье «матки Самары-реки». Вопрос, что делать дальше, должен был решить круг. Не шелохнувшись, слушал Ермак выступления казаков и прославленных атаманов. А когда они выговорились, взял слово:
— Думайте думу, братцы, с целого ума, чтобы не продуматца. На Волге нам жить — ворами слыть, а на Дону нам жить — казаками слыть, а на Яик итти — переход велик, а здесь добычи нет, да зело опасно стало оставаться…
Напомнил атаман о царском указе, грозившем каждому казаку виселицей, и предложил перейти в покрытый лесами бассейн Камы, на Чусовую, с юности знакомые места, где до того времени не было царских приспешников и шпыней,
природа отличалась щедростью и богатством, а коренное население края — ханты, манси, башкиры — «на русских людей никакого зла не мыслити».
— Веди, Тимофеевич! — вскричали казаки.
…С этого зарождался поход. И получилось так, что загадочные земли, лежащие за Каменным поясом, первым сумел по достоинству оценить для будущего Руси Ермак, с виду и по происхождению самый обыкновенный человек.
Менее чем через четыре месяца с начала выступления 22 декабря 1582 года он отписывал с гонцами в Москву ко двору: «Царство Сибирское взяша, царя Кучума с вой его победиша и под твою царскую руку покориша…»
Услышав это, рассказывают летописи, царь Иван Грозный разразился невиданной для него щедротой: приказал выдать каждому из казаков денег и по куску английского сукна, отпустил милостиво все прежние грехи, а Ермаку повелел передать в знак признательности два панциря, украшенных золотыми орлами.
В Сибири погибли лучшие сподвижники Ермака: Иван Кольцо, Яков Михайлов, Богдан Брязга… Осталось у атамана в ночь на 6 августа 1585 года не более 100–150 дружинников, когда
…Страшась вступить с героем в бой,
Кучум к шатрам, как тать презренный,
Прокрался тайною тропой,
Татар толпами окруженный.
Мечи сверкнули в их руках —
И окровавилась долина,
И пала грозная в боях,
Не обнажив мечей, дружина…
Ермак воспрянул ото сна,
Плывет… уж близко челнока —
Но сила року уступила,
И закипев страшней, река
Героя с шумом поглотила.
Лишивши сил богатыря
Бороться с ярою волною,
Тяжелый панцирь — дар царя —
Стал гибели его виною.
Как национальное горе воспринял русский народ смерть Ермака у «дикого брега» Иртыша. Подвиг его воспел в гимне мужества и доблести.
Живо дело героя. Уже несколько веков могущество нашего отечества прирастает Сибирью.
Альманах «Юрьевец». 2001 г.