Учеба в Москве братьев Весниных

Леша проснулся от глухого стука яблок за окном. Сначала он даже подумал, что находится дома, и блаженно улыбнулся. Но едва открыл глаза, и три шеренги кроватей — по пятнадцати в ряд — сразу вернули его к действительности. Нет, это не спальня в родительском доме, а казенный дортуар Летние вакации кончились. Вчера было первое августа 1891 года — начался второй год его учебы. Подготовительный класс успешно окончен, и в новом учебном году Леонид Веснин зачислен в учащиеся Московской практической академии коммерческих наук.

Приятно, конечно. Леша снова улыбнулся, закрыл глаза, поудобней устроил голову на подушке. Вспомнилось, с какой завистью младшие братья рассматривали его парадную форму — черный мундирчик с блестящими золочеными пуговицами и воротником, обшитым золотой тесьмой. Мальчик вздохнул: вчера парадную форму у них отобрали и спрятали. Он открыл глаза и взглянул на спинку стула, где висели аккуратно сложенные под присмотром «спального дядьки» брюки и блуза из одинакового серого сукна с широким кожаным ремнем — рабочая форма для занятий.

За окнами занимался московский рассвет — какой-то серый и мрачный, совсем не похожий на родной волжский. На самом же деле это просто казалось Леше оттого, что в Москве ему приходилось вставать гораздо раньше, чем в Юрьевце, а еще потому, что он скучал по дому. Подъем в их корпусе был в семь часов, а у старшеклассников и того раньше — в шесть утра. Увидев, что его товарищи еще спят, Леша снова закрыл глаза. И уже погружаясь в сон, подумал, что братьям понравится здешний огромный сад. Играя в нем, они, может быть, меньше будут скучать по дому, когда на будущий год тоже приедут учиться в Москву.

Вите и Шуре действительно было намного легче привыкать к строгому распорядку жизни в закрытом учебном заведении. Но не только потому, что младших воспитанников разместили в приобретенном академией в 1890 году уютном старинном доме с большим садом, находившемся по соседству со строгим дворцовым зданием основного корпуса на Покровском бульваре. Скромному, серьезному Леше и в голову не приходило, что больше всего помог-то им не кто иной, как он сам, их старший брат, приехавший сюда первым. И сколько еще раз в жизни ему придется решать проблемы за всех своих близких, брать на себя львиную долю заботы о братьях, хотя по возрасту все трое были почти погодками.

Надо сказать, что младшие братья безоговорочно признавали его старшинство. Друг друга они могли называть Витька, Викушка, Шурка, Санька, Сашка, а старшего брата только вежливо — Леша, Леня, иногда — Леля. Сохранилось документальное свидетельство почтительного отношения младших братьев к Леониду с юных лет. Когда они учились уже в Петербурге и жили вместе на квартире, Леонид руководил бюджетом, довольно скудным к тому времени в связи с наступившим разорением отца. И вот в своем письме к сыновьям от 27 февраля 1904 года Александр Александрович извиняется за задержку денежного перевода и хвалит старшего; «Уж как я рад, милый Леня, что отчет денежный сошел у тебя хорошо… Молодчина, Леонид Александрович, — наверное, братцы так тебя величают». Хоть и сказано это полушутливо — братья не называли, конечно, Леонида по отчеству, но характер их отношений этой фразой из письма выражен очень убедительно.

Что касается Виктора и Александра, то они были неразлучны, как близнецы. Несмотря на разницу лет, учились в одном классе, сидели за одной партой. Необыкновенные способности младшего Шуры позволили ему учиться наравне со старшим Витей. Все давалось Шуре так легко, что в детстве он незаслуженно считался самым ленивым из братьев. Это обманчивое впечатление поддерживалось и тем, что толстый Шура казался неуклюжим по сравнению с изящным Виктором. Одноклассники без церемоний наградили их прозвищами: Шуру дразнили Пышкой, а Витю за нежное личико — Настенькой. У Леонида прозвищ не было никогда.

Московская практическая академия коммерческих наук была единственным в своем роде специальным учебным заведением дореволюционной России, созданным, как сказано в ее уставе, «для приготовления юношества, посвящающего себя торговле и промышленности». С начала девятнадцатого века все глубже становился кризис феодализма и крепостнической системы, формировалась своя отечественная промышленная и торговая буржуазия. Ее ряды пополняли крестьяне-толстосумы и богатые купцы, заводившие крупные предприятия, заправлявшие торговлей. Но этой «буржуазии в дубленом тулупе», по выражению Тургенева, не хватало самых элементарных знаний. И вот в 1804 году на средства московского купечества было основано первое коммерческое училище. Одновременно возник частный коммерческий пансион К. И. Арнольда. На основе этих двух учебных заведений в 1810 году была создана Практическая академия коммерческих наук. Сначала она ютилась в тесном, плохо приспособленном для учебных занятий доме на Солянке и по свидетельству современников своими порядками и уровнем преподавания напоминала бурсу, как ее живо описал Помяловский.

Но с ускоренным развитием промышленности в России, которая из феодальной страны превращалась в капиталистическую, третьему сословию все яснее становилась необходимость основательного образования и специальных знаний, серьезной подготовки молодежи к деятельности в деловом мире. Даже невежественный ретроград и самодур купец Дикой из пьесы Островского «Гроза» посылает своего племянника Бориса учиться в Коммерческую академию. Довольно скоро в этом сословном учебном заведении «для купецких детей» значительно изменилась к лучшему учебная программа. Вести курс наук приглашаются не только учителя гимназий, но и университетские профессора.

Директором Практической академии в те годы, когда здесь учились Веснины, был известный ученый своего времени, профессор государственного права Московского-университета Александр Семенович Алексеев. Ему принадлежат получившие общественный резонанс фундаментальные труды «Этюды о Жан-Жаке Руссо» в двух томах и «Макиавелли как политический мыслитель». В числе преподавателей были химик М. Я. Киттары, экономист И. К. Бабст, математик Н. А. Рыбкин, по учебникам которого занималось не одно поколение школьников и после революции. Русскую словесность читал писатель А. Сливитский. А курс теоретической механики вел в 90-е годы профессор Московского университета Н. Е. Жуковский, член-корреспондент Петербургской Академии наук, выдающийся русский и советский ученый, основоположник современной гидроаэродинамики, которого В. И. Ленин назвал «отцом русской авиации». Уже во время учебы Весниных в Практической академии Жуковский был автором исследований по механике твердого тела, математике, гидравлике, аэромеханике и гидродинамике, теории регулирования машин и механизмов, начал заниматься теорией авиации. В 1892 году он опубликовал свой знаменитый научный труд, в котором впервые теоретически обосновал подъемную силу крыла и вихревую теорию гребного винта-пропеллера, на основе чего строятся современные самолеты. После Великой Октябрьской социалистической революции Н. Е. Жуковский активно включился в дело создания советской авиации. Своим учителем его считают конструкторы А. Н. Туполев, В. П. Ветчинкин, летчик-испытатель Б. И. Российский и другие знаменитые люди русской авиации.

Где бы ни преподавал Николай Егорович, его лекции всегда вызывали огромный интерес. Учащихся привлекало все: универсальность и глубина знаний педагога, простота и образность изложения, сама личность крупнейшего ученого своего времени.

У братьев Весниных по механике были одни пятерки. Впоследствии эти знания пригодились им во время учебы в институте гражданских инженеров, где тоже читались курсы теоретической и прикладной механики. Работая над проектами, архитекторы Веснины могли сами произвести расчеты конструкций, решить проблемы, требующие хорошего знания механики. Не без влияния Жуковского Веснины проявляли большой интерес к развитию авиации. Александр и Виктор в 1924 году принимали участие в конкурсе на проект ангара для самолетов и были удостоены первой премии. Спроектированный Весниными вантовый ангар, по мнению специалистов, и сегодня является последним словом в архитектуре: примерно так решены конструкции перекрытий гигантских сводов олимпийских спортивных комплексов в Москве.

Плата за обучение была весьма значительной, но знания Практическая академия давала основательные. Полный курс, рассчитанный на восемь лет, состоял из подготовительного класса, пяти общеобразовательных (их называли гимназическими) и двух последних, так называемых специальных классов, дойдя до которых, учащиеся выбирали коммерческое или техническое отделение. Программа была разносторонней, о чем говорят ее разделы: науки, языки, искусства. В академии преподавались, кроме обязательного закона божьего и священной истории, математика, физика, химия, технология, естественная история (биология), история всеобщая и русская, география и статистика, политическая экономия и история торговли, русское законоведение и торговые уставы, товароведение, бухгалтерия, русская словесность, иностранные языки: английский, французский и немецкий (по желанию еще и новогреческий), а также черчение, рисование и лепка, чистописание, переплетное дело, танцы и церковное пение. Академия была прилично оснащена учебными пособиями, имелись физический и естественно-исторический кабинеты, химическая лаборатория, библиотека, музей образцов различных товаров и собрание произведений искусства.

Не удивительно, что Московская практическая академия коммерческих наук, не уступавшая, а может быть, и превосходившая подобные учебные заведения в развитых странах Старого и Нового Света, дала не только образованных предпринимателей, российских просвещенных бизнесменов. Из ее стен вышло немало будущих государственных и общественных деятелей, ученых, людей искусства. Кроме архитекторов с мировым именем братьев Весниных, здесь учились будущие известные русские художники Василий Переплетчиков и Николай Мещерин, поэт Дмитрий Мин, прославившийся переводами Данте и Байрона, актер и драматург Дмитрий Ленский, автор неувядающего водевиля «Лев Гурыч Синичкин», русский театральный деятель Никита Балиев.

У братьев Весниных были отличные отметки по всем предметам. Они очень любили уроки Николая Егоровича Жуковского, увлекались техникой, механикой, математикой, литературой, знали наизусть много стихов. И все же ни на каких других занятиях им не довелось испытать такого самозабвенного упоения, как в классе рисования. На счастье художественно одаренных мальчиков, в 1890 году в Практическую академию из 3-ей мужской гимназии перешел учитель рисования и черчения Михаил Васильевич Маймистов.

В книгах первых биографов Весниных искажена фамилия их любимого учителя. Правильно: Маймистов, а не Мамистов. Подтверждение легко найти в «Адрес-календаре г. Москвы на 1889 год» и в изданной в 1910 году юбилейной книге «Столетие Московской практической академии коммерческих наук», в которой помещена и фотография М. В. Маймистова.

***

Леня ошибся; его младших братьев привлекло в академии как раз то, что меньше всего напоминало о доме. Витю и Саню (так стали называть Шуру школьные товарищи) тянуло бродить не по саду, а по рекреационному залу, где на стенах были развешаны работы известных художников и бывших воспитанников.

Из-за одной картины Саша едва не опростоволосился в свой первый визит с родителями к директору академии. Войдя в кабинет, он так и впился глазами в большой пейзаж Василия Переплетчикова «Вид на гору Касаур близ города Златоуста». Отвечал на вопросы невпопад, впал в какую-то отрешенную рассеянность и мог бы произвести неблагоприятное впечатление, если бы рядом не было Елизаветы Алексеевны, хорошо знавшей своего сына. Она обняла Сашу за плечи и незаметно увлекла поближе к столу директора, перед которым толково и четко уже отвечал на все вопросы Витя…

Класс рисования не запирался до самого ужина. Желающих заниматься у Маймистова и в часы свободные от обязательных уроков было много. Здесь детям нравилось все — пюпитры и табуреты разной высоты, развешанные по стенам античные маски, бюсты благородных эллинов на тумбах, стеллажи и шкафы, заставленные пирамидами, кубами, цилиндрами, шарами, гипсовыми головами, торсами, слепками рук, ног, носов и ушей, отливками волют и других архитектурных деталей. Под руководством любимого учителя они с увлечением рисовали, лепили, рассматривали альбомы с репродукциями, просили его рассказать о художниках. Маймистов научил Весниных видеть красоту, а как говорит мудрое изречение, увидевший прекрасное — соучастник его создания.

У Михаила Васильевича была артистичная внешность, величавая осанка мэтра. На бледном лице выделялись синие искрящиеся глаза и темные пышные усы. В волнистых прядях его густых волос виднелась ранняя седина, выдававшая скрытую горечь больного и одинокого человека. Михаил Васильевич горячо любил детей и не жалел для них ни времени, ни сил. Даже по воскресеньям учитель был с ними — водил членов организованного им кружка любителей искусства в театры, музеи, на выставки, совершал с ними экскурсии по Москве и ее окрестностям.

Начинались экскурсии с Покровского бульвара и здания самой академии. Оказалось, что мальчики и в Москве живут рядом с Белым городом. Только в Юрьевце от былой крепости хоть валы остались, а здесь — одно название. Белый город, выстроенный в 1586—1593 годах под руководством искусного мастера городовых дел Федора Коня, встал на второй линии обороны Москвы, после Кремля и Китай-города. Через двести лет, в конце XVIII века, на месте разрушавшейся и ненужной уже крепостной стены проложили бульварное кольцо. Там, где были проездные башни, образовались разрывы, которые так и продолжали называться воротами. Они отделили друг от друга дюжину знаменитых московских бульваров. Покровский протянулся между Чистопрудным и Яузским.

Много в Москве есть мест, связанных с жизнью и деятельностью больших мастеров советского и мирового искусства братьев Весниных. Мы постараемся побывать в большинстве из них. А вот здесь, в сравнительной близости (по теперешним меркам) от Кремля, в районе между современными станциями метро «Кировская» и «Площадь Ногина» провели они целых восемь лет, до самого своего совершеннолетия. Младшему Александру в мае 1901 года, когда он держал, согласно записи в аттестате, «окончательные испытания», как раз и исполнилось восемнадцать лет. Что же может рассказать нам о юных Весниных этот уголок Москвы?

Мир московских бульваров с тех пор очень изменился вместе со столицей. До революции самым знаменитым был Тверской бульвар, самым аристократическим — Никитский (ныне Суворовский), а Покровский считался почти окраиной. Здесь особенно разительны были контрасты большого капиталистического города. Вот прелестный уголок с тихими, ухоженными аллеями. За решетчатой оградой городской усадьбы виден среди тенистых зарослей сада красивый дом с изящным четырехколонным портиком — настоящее дворянское гнездо, как будто сошедшее со страниц тургеневских романов. А неподалеку — словно декорации горьковских произведений — мрачный ночлежный дом с тянувшейся к нему пестрой цепочкой бездомных, одетых в тряпье мужчин и женщин. Начинался бульвар унылым плацем Покровских казарм, сооруженных по повелению Павла I. В конце его убегал к Солянке Подколокольный переулок, где находился Хитров рынок, одна из ужасающих трущоб старой Москвы.

Это была неофициальная биржа труда и место пристанища для самых обездоленных — лишенных работы и крова голодных людей. О судьбах обитателей одной из ночлежек Хитрова рынка рассказал Максим Горький в своей пьесе «На дне», на спектакль которой в Художественном театре был послан наряд полиции.

После Великой Октябрьской социалистической революции вместе с другими трущобами исчезла и Хитровка, на месте которой выросла красивая улица с благоустроенными современными домами.

Дарили бульвары мальчикам и много светлых впечатлений. Рядом были Чистые Пруды, где издавна москвичи любили кататься летом на лодках, а зимой на коньках. Направляясь по Яузскому бульвару, имеющему заметный изгиб и склон вниз, к реке, можно было выбежать к устью Яузы, впадающей в Москву-реку. С бульвара открывалась красочная панорама Замоскворечья, а с Москворецкой набережной был прекрасный вид на исторический центр старой столицы: Кремль, колокольню Ивана Великого, золотые купола соборов…

Прогулка по Бульварному кольцу открывала взору немало великолепных строений разных эпох и стилей. Из ближних наиболее впечатляли Меншикова башня, с ее богатым архитектурным убранством: от подножия с изящными спиральными волютами порталов до винтообразного купола, само здание Практической академии коммерческих наук.

Дом графа Дмитриева-Мамонова, купленный в 1844 году московским купечеством для своего учебного заведения, стоил уплаченных за него двухсот тысяч рублей. Раньше он принадлежал богатейшим дворянам Дурасовым и был воздвигнут в 1790 году (по другим источникам — в 1801) по их заказу если не самим великим Казаковым, то кем-то из талантливых архитекторов его школы.

Рубеж XVIII—XIX веков в истории архитектуры часто называют временем крупнейших побед русского классицизма. Этот стиль, который искусно и самобытно использовал формы и приемы античной архитектуры, признанной во всем мире классической, то есть образцовой, оставил на русской земле много прекрасных зданий — от дворца, храма и театра до обыкновенного жилого дома и пожарной каланчи. Многие из них теперь являются драгоценными памятниками культуры.

Одним из самых известных творений Матвея Федоровича Казакова было здание Московского Сената, чей зеленый купол с красным флагом над кремлевской стеной мы сегодня воспринимаем как символ нашего государства (здесь находится Советское правительство).

Виктор Веснин, любивший и знавший наследие великого русского зодчего, как и его братья, восхищался круглым колонным залом, получившим после революции название Свердловского, как чудом техники и художественного совершенства. «Купол, перекрывающий зал пролетом свыше 22 метров,— говорил он,— по смелости и простоте решения не имеет предшественников и поражает своей легкостью и воздушностью». Это строки из выступления Виктора Веснина, тогда уже президента Академии архитектуры СССР, на торжественном собрании, посвященном 200-летию со дня рождения М. Ф. Казакова. Оно проходило в 1938 году в знаменитом Колонном зале, и Виктор Александрович начал свою речь так: «Зал, в котором мы сегодня собрались чествовать нашего великого зодчего, выстроен Матвеем Федоровичем Казаковым и является образцом его высокого мастерства. Колонный зал — это лучший зал в Союзе и вряд ли можно найти в мире другой, который мог бы с ним поспорить по благородству, простоте и строгости форм».

Можно себе представить, с каким вниманием юные Веснины, прекрасно знавшие классическую Москву Казакова, Баженова, Бове, вглядывались в фасады здания, где они учились, делали его обмеры, зарисовки.

Тонкий знаток русского классицизма Е. В. Николаев считал одним из характерных приемов художественной выразительности у Казакова «отношение абсолютно плоскостной стены и объема портика». И у дурасовского дворца центр довольно сдержанного по декору фасада мощно акцентирован монументальным шестиколонным портиком, опирающимся на цоколь первого этажа и взметнувшимся под треугольный фронтон на высоту двух верхних этажей.

По традиционной структуре классической городской усадьбы к главному зданию примыкали два боковых флигеля, соединенных с ним теплыми переходами. Переоборудовать все эти помещения под нужды учебного заведения с пансионом было поручено видному московскому архитектору Е. Д. Тюрину. С большим тактом сделал он внутреннюю перепланировку, сохранив изумительный по красоте интерьер актового зала с белоснежными пилястрами. Во дворе к корпусу было пристроено четырехэтажное здание с классами, дортуарами и столовой. Впоследствии к учебному городку был присоединен и соседний дом с садом. В настоящее время в здании бывшей Практической академии коммерческих наук находится Военно-инженерная академия имени Куйбышева.

Теперь уже не узнать, в каких словах рассказывал своим воспитанникам о шедеврах московской архитектуры их пылкий учитель М. В. Маймистов. Но известно, куда он совершал с ними экскурсии, во время которых делались зарисовки. В ближние экскурсии, например, в Кремль, на Красную площадь. Москворецкую набережную отправлялись пешком или на конке — пара лошадей довольно быстро катила по рельсам вагон с пассажирами. Для загородных поездок нанимались линейки. Излюбленными местами практических занятий были подмосковные села Алексеевское, Останкино, Дьяково, Фили, Тайнинское, богатые первоклассными памятниками архитектуры.

В селе Дьяково, например (теперь входит в архитектурный заповедник «Коломенское») они знакомились с шедевром русского зодчества XVI столетия церковью Иоанна Предтечи. Древняя Русь не знала скульптурных памятников, их заменяли церкви и часовни, которые на понятном для современников языке воспевали великие деяния или оплакивали утраты. Церковь Иоанна Предтечи была построена Иваном Грозным в память принятия им царского титула, что было одновременно и возвеличением русского государства. Отсюда необычная пышность декора, монументальность форм. Тему ратного грозного времени и усиления централизованной власти неизвестный зодчий сумел решить по-новому. Вместо традиционного пятиглавия он ставит на одном основании пять соединенных вместе церквей, которым придает форму восьмигранных башен, увенчанных шлемовидными главами. Мощный барабан самой крупной центральной церкви-башни украшен декоративными бойницами-машикулями, что невольно вызывает в памяти образ боевой крепости. Церковь Иоанна Предтечи считается предшественницей и прообразом наиболее прославленного шедевра русского зодчества эпохи Ивана Грозного — собора Василия Блаженного на Красной площади, сооруженного в честь взятия Казани.

Можно лишь догадываться, с каким воодушевлением знакомил Михаил Васильевич своих воспитанников с бессмертными творениями русских зодчих. Под руководством учителя они производили зачерчивание и обмер наружных деталей храмов. Юные художники располагались с этюдниками. Любители-фотографы щелкали видоискателями. И в центре этой кипучей деятельности был их удивительный учитель, который, кажется, знал и умел все. В расписании уроков Маймистова значились многие предметы: рисование, черчение — общее, техническое и архитектурное, лепка, чистописание (в те времена красивый почерк был предметом особой заботы), картонажные и переплетные занятия.

Черчение вводилось уже с первого класса. Начиналось оно с простейших уроков: знакомство с чертежными инструментами, их правильное употребление, черчение прямых линий, первое понятие об углах, фигурах. Но уже с третьего класса программа предусматривала черчение архитектурных деталей, составление чертежей с размерами.

Учебные занятия были лишь частью того, что давал детям Маймистов, учивший их видеть и понимать красоту, исподволь развивающий их творческие способности. Даже самые маленькие ученики начинали в его мастерской лепить из глины плоды и овощи, а к концу первого учебного года у них уже получались маски, орнамент, фигурки животных. Старшеклассники пытались лепить человеческие фигуры, делали макеты изучаемых архитектурных памятников.

Вместе с другими членами кружка Маймистова братья Веснины посещали выставки, были не раз в Третьяковской галерее. Румянцевском музее, знакомились с некоторыми частными собраниями, ходили в театр. У Павла Михайловича Третьякова, великого собирателя русской живописи, мальчики увидели творения Перова, Крамского, Сурикова, Репина, Васнецова, Врубеля, Поленова, Левитана, Серова, Коровина, Нестерова.

Румянцевский публичный музей был интересен уже своим зданием — он разместился в бывшем доме Пашкова, построенном по проекту замечательного русского зодчего В. И. Баженова (теперь здесь отдел рукописей библиотеки имени В. И. Ленина). Основу музея составили богатая коллекция, собранная известным государственным деятелем и дипломатом Н. П. Румянцевым. Здесь были книги, рукописи, монеты, этнографические материалы и большое собрание произведений искусства. Кстати, впоследствии Виктору Веснину, уже молодому архитектору, довелось по просьбе директора Румянцевского музея выполнить почетный заказ: оформить интерьер мемориальной комнаты Льва Толстого, открытой после смерти писателя.

Если у Третьякова маймистовцы изучали русскую живопись, то в Румянцевском музее они увидели и картины художников Италии, Германии, Франции, Голландии, Англии. Некоторые владельцы частных коллекций неохотно допускали к своим сокровищам посторонних. Но не таков был купец-миллионер, просвещенный коммерсант и меценат, большой знаток искусства Иван Евментьевич Цветков. Его имя незаслуженно забыто, а между тем Цветковская галерея пользовалась популярностью наряду с Третьяковской. До сих пор на бывшей Пречистенке (ныне Кропоткинская набережная, 29) стоит приметный дом красного кирпича, стилизованный под древнерусские хоромы. Автором проекта этого здания Цветковской галереи, как позднее и нового фасада Третьяковки, был художник Виктор Васнецов. После смерти П. М. Третьякова Цветков входил в совет, управляющий Третьяковской галереей, в которую после Октябрьской революции влилось и его собственное собрание.

ПОЛЯКОВА Л. Л. Зодчие братья Веснины. 1989.