Длинной, непрерывно движущейся лентой растянулась на несколько километров колонна бойцов. Это шло новое подкрепление к Сталинграду. Шли в полной боевой выкладке уже не первые сутки. Стояла невыносимая жара, выше +40 гр. Они прошли уже больше двухсот километров. Поднятая сотнями ног пыль оседала на их потных лицах, посеревших шинелях. Среди них шел и молоденький, неполных восемнадцати лет, командир взвода, старший сержант Владимир Расторгуев. С каким бы удовольствием он отдал сейчас бойцам приказ «привал», но нельзя, надо двигаться вперед. Своих бойцов он ласково называл «папашами», т.к. были они старше его в два, а то и больше раза. И он старался беречь их. Тем более, что многие были земляками — из Юрьевецкого района. Колонна монотонно движется вперед, бойцы автоматически переставляют ноги. Владимир вспоминает родной Юрьевец, отца и мать, трех братьев и сестру; десятый класс средней школы №2, который он не закончил: в январе 1942 года ушел добровольцем на фронт. Ускоренная учеба в Кинешме и зачисление в 212 стрелковый полк Ивановской 49-ой стрелковой дивизии, в составе которой и идет сейчас его взвод. А рядом с ним юрьевчане — Анатолий Шаргатов, Иван Ерыкалов, Геннадий Капустин, Василий Кононов.
Но вот послышался гул самолетов, вой снарядов: начался обстрел колонны — значит Сталинград близко. К вечеру подошли к городу и, наконец, — долгожданный отдых. Засыпали моментально, едва успев кое-как разместиться в вырытых кем-то окопах…
Владимир Сергеевич вспоминает: «Наш полк занял оборону северо-западнее Сталинграда. Немцы вели усиленный огонь из района деревни Кузьмичи в расположение нашего полка. Рано утром начался минометный обстрел, и мы сразу вступили в боевые действия. Мысленно мы поблагодарили тех, кто вырыл окопы для нас: земля была как камень, и мы бы не успели окопаться. Сразу двое оказались ранеными, и мы воочию увидели, что война — это кровь и смерть. Но страха не было, было чувство долга, что надо защищать свою Родину.
На другой день после артиллерийской подготовки, немцы пошли на нас в атаку, пытаясь прорваться к Волге на нашем направлении. Завязался тяжелейший бой, но им не удалось прорвать оборону нашего полка. На другой день после артиллерийской подготовки и ударов авиации с воздуха, немцы повторили атаку. И снова тяжелейший бой, и большие потери. Но каков русский солдат! После 260-километрового броска мы были вымотаны, стояла жара, не было воды, ели урывками, но стояли насмерть. И так было не день, не два, а месяц за месяцем. Стоял кромешный ад: с неба сыпали
снаряды днем и ночью, немецкая артиллерия методично вела обстрел наших позиций, Сталинград горел, все было в дыму. Погибнуть можно было не только от пуль и снарядов, но и осколков камня, щебня, глыб земли -все перемешалось от взрывов, все грозило гибелью. Городищенский район Сталинграда — так называлось место нашей обороны. Только благодаря мужеству и стойкости бойцов, враг не прорвался к Волге. Я до сих пор удивляюсь, как остался жив. Хотя в октябре осколком снаряда ранило и меня в ногу. Но за три месяца боев в Сталинграде я перенес столько, что хватило бы на всю оставшуюся жизнь».
В медсанбате Владимир встретился с раненым Толей Шаргатовым, в Камышине с Геной Капустиным, с которым лечились в госпитале г. Томска, где начальником хирургического отделения была жена Котовского. Как инвалид войны, вернулся Владимир в Юрьевец. Награжден медалями «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», орденом Отечественной войны II степени.
В годы Великой Отечественной войны на разных фронтах защищали нашу Родину отец Владимира — С. Н. Расторгуев и два его брата Михаил и Серафим. Все они вернулись домой. «Видно, мама молилась за нас, — скажет позднее Владимир, — ведь мы с отцом были в самом пекле — в Сталинграде — и вернулись, хотя и раненые. Но все мы защищали Родину».
Т. ТЕРЕШИНА, газета «Волга»