Не знаю, когда и кем был поставлен здесь первый дом, кто был первым поселенцем, но знаю, что она немного моложе Юрьевца. Видимо, пригляделось кому-то в лесной стороне очень удобное, уютное на берегу волжского залива место. Все здесь было: и зверь, и рыба красная. Построил он лодку-долбленку, понаделал сетей и капканов и начал обживать эту местность. Потом к нему присоединились другие и вырос вдоль залива целый порядок домов, благо строительный материал был под боком. Так постепенно и росли один ряд домов за другим.
В пору похода Ивана Грозного на Казань получили они от воеводы Юрьевецкого заказ на постройку судов легких, стругов многоместных и принялись за дело. Кто-то придумал слово «затон», да так оно в народе и осталось. Стали этим мастеровым людям люди торговые заказывать суда покрупнее, паузки да баржи деревянные, и поплыли по Волге до моря Каспийского и расшивы, и беляны, и струги разбойничьи. По течению, по ветру вниз спускались хорошо, а вот вверх тянули их бечевой бурлаки, вольница волжская, пока не поплыли по реке буксиры. С ними умерло и бурлачество.
Затон — очень удобное место для зимней стоянки судов, как деревянных, так и железных. Раз есть железо, нужны и мастера по нему, и возникли судоремонтные мастерские, где и корпус починят, и машину наладят, и якорю лапы наварят. Есть вода, значит кто-то по ней должен плавать. Так пошли династии шкиперов, матросов, капитанов, пароходных механиков, кочегаров, смазчиков. Все они, в основном, были жители Слободки, которая, с постройкой монастыря все разрасталась и разрасталась.
Построенная не по плану, она казалась беспорядочным скопищем домов, запутавшихся в кривых улочках и переулочках, иногда ведущих в тупик. Никто не возделывал здесь пашни, да ее и не было в округе. Копались лишь в своих маленьких огородах, поливая потом бесплодный песок. Наиболее догадливые и дотошливые натаскали землицы с илом с дола Вороньего и выращивали овощи разные на потребу свою. Так и жили в ней судовики да рыбаки, охотники и бурлаки.
После постройки лесозавода кое-кто сменил свою профессию и подался в рабочие, многие ушли на сплав, а иные, уже с постройкой шпалозавода на самой ее окраине, попадались туда. Так возникла новая прослойка, рабочий класс. Затон стал одним из крупных в верховьях Волги.
Постепенно выравнивались и расширялись улицы. В некоторых усадьбах разрастались и плодоносили яблони и вишни, крыжовник и малина и не было большего соблазна у слободских ребятишек, чем побывать ночью в чужом саду и нарвать еще не совсем созревших яблок.
Летели годы, вырастали новые поколения, отмирали одни профессии, рождались новые. Измененная революцией жизнь вторглась в людское сознание новыми мыслями, лозунгами, призывами. Ломались представления о религии, о добре и зле, о наказании божьем за грехи совершенные.
Уходили из жизни старики, новое поколение впитывало в себя идеи дедушки Ленина, носило красные галстуки, ходило под отрядными знаменами, под звук горна и барабанную дробь, жгли пионерские костры и слушали рассказы о гражданской войне, хотелось быть и Мальчишем-Кибальчишем, и Петькой, и Чапаевым, хотелось жить на льдине с челюскинцами, и плыть от Северного моря в Норвежское с Папаниным, летело с Чкаловым в Америку и следило за полетом Гризодубовой, Расковой и Осипенко. Каждый день приносил вести о новых рекордах. Появились первые стахановцы, и Сталин держал на руках девчушку с раскосыми глазами: получила орден узбекская пионерка Мамлакат Нахангова и где-то далеко под южным солнцем был «Артек». А Слободка, старая уже, вплотную подступала к Новой или наоборот: переплетались людские судьбы…
Умрут когда-нибудь самые молодые ее жители, которые еще хранили память о ней, и некому будет вспомнить про место родное. Останутся лишь воспоминания о ней в музее ДОКа, если он уцелеет, да в редких газетных публикациях.
Послесловие.
Заранее прошу извинения у читателей-юрьевчан, бывших жителей Слободки, за некоторые неточности в описании, за его сухость, но поверьте — я извлек из памяти все, что помнил, изложил, как мог. Если что и забыл, то, прочитав, вы дополните все недостающее памятью своей. Будьте счастливы этой памятью!
Г.УДАЛОВ, газета “Волга” от 21.09.1993 г.