Моя школа началась с обыкновенного рева. Подошло время идти в школу брату Борису. Ему купили школьный ранец, пенал, карандаши, тетради. Учебники тогда не продавали, а выдавали в классах, иногда один на несколько учеников. Все это пахло клеем, дерматином, типографской краской и… завистью. Брат шел в школу, я — нет.
Как же так, где справедливость, если я уже умею читать, писать и считать, и раздался рев с криком: «Хочу в школу!». В школу брали с восьми лет, а мне шел еще только седьмой. Никакие уговоры на меня не действовали и, скрепя сердце, отец повел меня к директору.
Умнейший был мужик Иван Федорович Задков, но и он не мог переступить инструкцию — отказал, не понял моего желания, а если и понял — не мог.
Целая неделя прошла в слезах и, наконец, мой старший брат Василий нашел выход из положения — он просто прибавил мне в метрике год и два месяца возраста (знал бы он, что будет война и придется мне шагать на нее шестнадцати лет и восьми месяцев от роду, не уступил бы моим слезам), но дело было сделано. Кстати о том, что я попал в школу благодаря подделке, я узнал после войны, а тогда мне это и в голову не приходило.
Так как в ближней школе отказали в приеме, он повел меня в другую. Все мои одноклассники, наверное, помнят, что сзади Клуба водников мы учились некоторое время почти на берегу затона. Здесь я был принят и первой моей учительницей была Калерия Ивановна, молодая, стройная, с густыми каштановыми волосами. Учился я там только в первом классе.
Путь до нее был очень дальним. Если взглянуть на обе Слободки с высоты церковного купола, куда мы, став повзрослее, лазили после снятия крестов, она была похожа на штаны моряка с широко расставленными ногами и лежащим на земле. Его бескозыркой был заозерный лес, головой — обширная круглая поляна, туловищем — луг, поясом — озерная синь, две штанины — это улицы Урицкого и 25-го Октября, которые тянулись под углом друг к другу, а между раздвинутых ног был Вороний дол.
Об улице Урицкого я писал, а теперь опишу улицу 25-го Октября. Справа почти до самых домов водников тянулся заводской забор с еще одной маленькой проходной, там, где он кончался по улице, сворачивал вниз к самой судоходной канаве, дальше был широкий прогон, а за ним стояли дома, вот там и была школа.
Улица начиналась и шла по насыпи, отсекающей часть Вороньего дола, который частично проходил на территорию завода. Была она вымощена брусчаткой, дол в этом месте никогда не просыхал, летом там всегда было болото, пристанище лягушек и тритонов. Потом она поднималась на пригорок и слева самым первым зданием была бывшая усадьба владельца завода Бранта, в которой в то время был детский сад и ясли. За ним была конюшня, где стояли пожарные лошади, а рядом была и сама пожарка с небольшой вышкой, затем широкий прогон, куда выходил мост и следующей была почта. Затем слободская больница с аптекой, за ней столовая, двухэтажный жилой дом и, наконец, судоремонтные мастерские с конторой, которая была напротив через улицу.
Здесь улица немного суживалась и упиралась в футбольное поле, за которым начинались дома Старой Слободки. Тут же стоял роддом. На самом конце улицы был магазин № 2, который так же находится сейчас на Глазовой горе. Вот этой улицей и ходил я целый год, маленький ростом, худенький пацан.
Кого я помню из своих первых одноклассников? Это Толя Заботин, мой сосед по парте, Витя Гришин, Боря Щеголев, Витя Краснухин, Люся Голятина, Нина Ипатова, Валя Калинина, Оля Варенцова, Лиза Лобышева, Володя Крицкий, Толя Потапов, Нина Соловьева, Вася Голубев, Максимычев и многие, многие другие. На следующий год нас перевели в тот самый «пожарный дом», где школа заняла весь первый этаж и только на третий год учебы мы попали в ту самую, уже упоминавшуюся мной, Ново-Слободскую неполную среднюю школу.
Вот о ней я и хочу написать поподробнее, ибо я провел в ней шесть лет. Это было очень близко от дома. Стоило выйти из квартиры (кстати из ее окна школа была видна) и пройдя какую-то сотню — другую метров вдоль церкви, забора летнего сада, сразу увидишь два ее крыла, в одном из них был спортивный зал, в другом — столовая и, кажется, жили одинокие учителя. Обогнув штакетный невысокий забор и войдя в калитку, сразу виделось все ее великолепие: парадный вход, широкие окна и огромные буквы на крыше, составляющие лозунг «Кадры решают все!», сталинское выражение времен индустриализации, наше жизненное кредо.
Школьный двор был большим, со спортивным городком. Такой величины дворов у городских школ нет. Войдя в школу через широкие двери, попадаешь прямо в раздевалку, где стояли рядами вешалки и обязательно дежурила техничка, которая и подавала вовремя звонки. Наверх вели две лестницы, там был большой актовый зал со сценой и классы — большие, светлые, а поскольку школа была деревянной, здесь всегда царил запах леса. Нас не угнетала однообразная окраска стен — ее просто не было и спасибо нашей лесной стороне, где царит культ дерева. А какие были учителя и какие ласковые прозвища мы им давали. Как не вспоминать Николая Николаевича Валатина, Алексея Алексеевича Кудряшова, Зинаиду Васильевну Власову, Веру Михайловну Одинцову, супругов Гречухиных, Татьяну Львовну Задкову, Ивана Федоровича Задкова, трагически погибшего от рук убийц, старшего пионервожатого Василия Ивановича Маннова и его жену, преподавателя физкультуры Михаила Алексеевича и Елизавету Петровну (фамилии, к сожалению, забыл) Ольгу Степановну Строеневу и еще многих других, отдавших нам свои знания силу и энергию, готовивших нас к дальнейшей жизни.
Это была единственная школа на всю Слободку и стекались в нее ученики с самых дальних окраин: и с Песков и с Затона, и с Пеньков, и с Валовских песков, всем хватало места — большая была. Далекое это уже время теперь, но теплится оно в душе и как иногда хочется вернуться в детство, но возврата к прошлому, как известно, нет. Согрей его человек в памяти своей, вернись мыслями туда, где оно было, и будет тебе хорошо и покойно в той улетевшей от тебя частице жизни.
Г. УДАЛОВ, газета “Волга”, №106, 16.09.1993 год.