Газета «Волга» 1995-1996 год.
В незапамятные, стародавние времена в город Юрьевец в Костромской губернии забрел отставной солдат Данила Елкин. Четверть века отслужил он за Бога-царя и Отечество и, бренча заработанными в войне с французами медалями, воз вращался в свою деревню. В родных краях уже никто не ждал отставного солдата. И он это отлично понимал.
Расположенный на высоких волжских кручах живописный городок чем-то приглянулся старому вояке, а потому, поразмыслив, он решил остаться в нем. Данила записался в мещанское сословие, со временем женился, обзавелся нехитрым хозяйством. До конца жизни трудился он, не покладая рук и довольствуясь тем малым, что имел.
Три поколения юрьевецких Елкиных не разумели грамоты. В семье считалось, чтобы хорошо жить, достаточно иметь голову на плечах крепкие руки и не лениться. Они разводили пчел, огородничали, занимались лесосплавом, рыбачили. Эта нелегкая судьба волжских работников ждала и правнуков Данилы, Дмитрия и Ореста. Их отец, Алексей Иванович, мечтал сделать детей отличными весельниками.
Отцовские планы нарушило Юрьевецкое начальное училище. Отданные в него мальчики почувствовали вкус к знаниям и не захотели мириться с уготованной им судьбой волгарей. В 16 лет старший из них Дмитрий, покинул отчий край и отправился учиться в Казанскую фельдшерскую школу.
Закончив ее, он год проработал в Козьмодемьянске, а потом перевелся в Нижегородскую губернскую земскую больницу. Там он попал под начало Т. М. Рожанского, заведующего дерматовенерологическим отделением.
Встреча с Рожанским сыграла огромную роль в жизни молодого фельдшера. Если в начале жизни Елкин сам решал свою судьбу, то последующие этапы ее в значительной степени определили советы мудрого Рожанского.
Тимофей Михайлович быстро заприметил умелого и очень смышлёного фельдшера. Он понял, что из молодого выпускника Казанской медицинской школы может получиться отличный врач, а потому настоятельно рекомендовал ему продолжить образование. Рожанский был для Дмитрия Алексеевича непререкаемым авторитетом. Но достаточно долго эти советы старшего товарища оставались всего-навсего благими пожеланиями. Тому было несколько веских причин. Прежде всего — забота о содержании семьи. Дмитрию Алексеевичу приходилось рассчитывать только на себя. Надеяться на чью-либо благотворительность не мог. Со временем эту трудную задачу все-таки удалось решить — Тимофей Михайлович обещал протежируемому фельдшеру стипендию из собственного кармана. Но тут новая напасть сделала неосуществимыми планы друзей. Дмитрий Алексеевич заболел туберкулезом. Вопрос стоял о жизни и смерти. И тут было уже не до учебы в университете.
Благодаря заботам жены, Елизаветы Семеновны, Елкин выжил. Со временем он окреп настолько, что Рожанский вновь вернулся к давнему разговору — об учебе.
В конце концов Дмитрий Алексеевич внял советам старого врача. Первым шагом в этом направлении сдача экстерном общеобразовательных предметов в Нижегородском Александровском дворянском институте. Готовил его к экзамену известный в городе репетитор. Результат превзошел самые радужные ожидания. Давным-давно расставшийся со школьной партой фельдшер написал сочинение, которое потом зачитывали на педагогическом совете института как образцовое. Оценки по другим предметам оказались ненамного хуже.
А через год Дмитрий Алексеевич сдал вступительные экзамены в Казанский университет. Первые два года он учился заочно, экстерном сдавая экзамены и зачеты, три последние года — очно. Учился превосходно и в 1913 году получил диплом лекаря с отличием. Возможно, кому-то это покажется не Бог весть какой заслугой, но не следует забывать, что ко времени окончания университета великовозрастному студенту уже было 39 лет. Он содержал жену и пятерых детей, а кроме того, помогал учиться своему младшему брату — Оресту.
Успешное окончание университета стало возможным благодаря материальной поддержке все того же Рожанского, назначившего стипендию своему фельдшеру.
Эти пять лет оказались очень трудными, но тем не менее все преграды, связанные с получением образования, удалось преодолеть. Дмитрий Алексеевич становится ординатором отделения, в котором почти полтора десятилетия проработал медбратом.
Недавно получивший диплом, врач оказался удачливым и знающим лекарем. Через год его приглашают на заведование венерологическим отделением Нижегородской купеческой больницы. Елкину удавалось успешно совмещать работу в двух лечебных учреждениях. Переход из фельдшеров во врачи сразу отразился на материальном положении семьи. Жившие долгие годы в бараке запасного корпуса земской больницы, Елкины перебрались в более просторную и благоустроенную квартиру, а спустя год с небольшим Дмитрий Алексеевич сумел купить собственный деревянный двухэтажный дом. Все в Нижнем уже знали его как отличного врача, и недостатка в клиентуре, в том числе и весьма состоятельной, он не испытывал. Дело в том, что Елкин был не только Отличным дерматологом, но и хорошим терапевтом. Такое сочетание сделало его одним из наиболее преуспевающих врачей в городе. И через год — два после окончания университета удачливый врач имел гораздо большую практику, нежели его прежний наставник Рожанский.
Начавшаяся мировая война никак не отразилась на его положении. Как больной туберкулезом, Елкин не подлежал мобилизации. Зато ушли на фронт многие другие врачи, в Нижний в массовом количестве начали приезжать беженцы из западных губерний. Оставшимся врачам пришлось работать на пределе человеческих сил. Дмитрий Алексеевич помимо работы в губернской земской и купеческой больницах руководит отделениями в ярмарочной больнице и возглавляет лазарет для беженцев.
Коренные перемены начались только в октябре 1917 года. Большевистский переворот положил конец росту материального благополучия. Новая жизнь началась с обысков — ничего, крамольного, чекистам найти не удалось. Единственными их «трофеями» стали фотографии одного из сыновей Дмитрия Алексеевича в форме Нижегородского дворянского института. Потом было уплотнение предшествовавшее национализации дома. Завершилось всё угрозой выселения. Все эти шаги новой власти любви не вызывали. Однако происходившие с его семьей коллизии Елкин воспринимал спокойно, как неизбежное зло. Он полагал, что любая власть — от Бога, а по тому не следует роптать. Кроме того, он был уверен, что со своим клиническим опытом сможет безбедно прожить и при большевиках. И не ошибся.
В 1918 году Дмитрия Алексеевича мобилизовали в Красную Армию. Служба оказалась необременительной и мало что изменила в его положении. Елкину пришлось исполнить обязанности заведующего отделением в местном военном госпитале и преподавать на курсах военных медсестер. Это не слишком мешало ему заниматься частной практикой.
Благодаря своей организованности и твердой дисциплине. Советы сумели победить в гражданской войне, и Елкину, как и многим другим интеллигентам, оставалось только работать и помалкивать. Он не проклинал судьбу и только время от времени одергивал своего бывшего наставника Т. М. Рожанского, когда тот начинал громогласно клеймить послереволюционный бардак.
Дмитрий Алексеевич никогда всерьез не интересовался политикой. Основным делом его жизни была медицина, она заполняла все его существо. Это и пролетарское происхождение позволяли ему много легче других нижегородских врачей привыкать к новым реалиям.
Дмитрий Алексеевич возглавил Нижегородскую комиссию по борьбе с венерическими заболеваниями, создал первый в России кожновенерологический диспансер. Он же был среди небольшой группы энтузиастов, организовавших медицинский факультет при Нижегородском Университете. В 1923 году Елкин временно заведовал кафедрой кожных и венерических заболеваний на только что открывшемся медицинском факультете. Работа в университете спасла семью от выселения из собственного дома, ибо преподавателям вузов разрешалось оставлять за собой бывшие квартиры. Дмитрий Алексеевич преподавал в университете, у него была обширная частная практика. Он сумел сохранить за своей семьей почти половину когда-то принадлежащего ему дома.
По советским меркам Елкины жили припеваючи. Но когда читаешь дневник 20-х годов этого чрезвычайно осторожного в поступках, и высказываниях человека, нет-нет да и почувствуешь ностальгические нотки при упоминании о дореволюционной жизни. Разрушенная восставшим пролетариатом та жизнь, несомненно, приносила большее моральное и материальное удовлетворение выбившемуся в люди сыну рыбака.
Елкину приходилось много работать. Семья видела своего кормильца только урывками. Рано утром он уходил из дому и возвращался только поздно вечером.
Кончилось это для него весьма плачевно. Плохое питание и постоянное физическое перенапряжение привели к обострению давнишнего легочного процесса. Он долго болел, но забота и внимательный уход близких позволили ему снова встать на ноги.
После выздоровления он взял за правило — каждый отпуск, невзирая ни на что, уезжать в Крым или на Кумыс. Эти регулярные поездки сделали свое дело, и начиная с 30-х годов легкие перестали его беспокоить.
Психологической отдушиной для Дмитрия Алексеевича стал небольшой круг близких людей. В него входили бывший преподаватель Нижегородского дворянского института Б. В. Лавров, когда-то принимавший экзамены у стремившегося в университет фельдшера, товарищ Елкина по университету Д. А. Рубинский, известный всему городу острослов и весельчак. Со временем завсегдатаем компании стал музыкант И. И. Сметан-Сандок, племянник чешского композитора Сметаны.
Не имевшего ни музыкального слуха, ни голоса врача отличала страстная любовь к музыке. Украшением семейных вечеров Елкиных стал дуэт Лаврова и Дмитрия Алексеевича. Один басом, или как говорили друзья, «квадратным голосом», а другой — тенором затягивали русские песни или романсы, самым нещадным образом перевирая мелодию.
Сметан-Сандок пытался обучить своего друга игре на виолончели, но из хорошего врача музыкант не получился.
Зато очень хороший результат дало обучение музыке детей Дмитрия Алексеевича. Трое из них стали основой квартета, выступавших не только на домашних музыкальных вечерах, но и на концертах для жителей города. Наиболее одаренным оказался сын Дмитрий, который не раз выступал в 20-е годы перед публикой в концертах, руководимых Сметан-Сандоком или Касьяновым.
Елкины оказались лучшими учениками старого музыканта. Умирая, маэстро писал: «Я чувствую, что пришла моя очередь умирать, в моем возрасте (76 лет — И. М.) другого ждать нельзя, а мучиться, надеяться на благоприятный исход болезни поздно. Инструменты вместе с библиотекой — лучшим моим ученикам Леониду Дмитриевичу и Дмитрию Дмитриевичу (Елкиным — И. М.)»
В настоящее время один из этих инструментов (скрипка) «работает в квартете «Виртуозы Москвы», другой (виолончель) — в оркестре Большого театра.
Елкину — старшему приходилось довольствоваться ролью внимательного слушателя.
Однажды с ним, неплохо разбиравшимся в музыке человеком, произошел досадный конфуз. По радио должны были транслировать симфонию Шостаковича. В положенное время Дмитрий Алексеевич подсел к радиоприемнику и приготовился слушать музыкальную новинку. Включили концертный зал, объявили выход дирижера. Несколько минут Дмитрий Алексеевич напряженно вслушивался в доносившиеся из динамика звуки, а потом возмущенно обратился к домашним: «Когда же музыканты закончат сыгрываться и начнут исполнять симфонию? «Ему объяснили, что-то, что он принял за настройку инструментов, и есть знаменитая симфония».
Старый нижегородский врач был достаточно консервативен в своих вкусах и различные новации в искусстве воспринимал с трудом.
Одним из условий существования при коммунистах было обязательное посещение кружков политграмоты. Беспартийному Елкину уже в преклонных годах пришлось учиться в вечернем университете марксизма — ленинизма. Нехитрые премудрости сей «науки» он постиг столь глубоко, что удостоился премии.
Этот, как уже говорилось, крайне осторожный, умудренный жизнью и «изучением» марксизма человек порою совершал труднообъяснимые и достаточно опасные поступки. Виною тому была его чрезмерная занятость.
У него в чулане еще со времен гражданской войны хранилось множество журналов с портретами и статьями наиболее опасных врагов большевиков (Юденича, Деникина, Врангеля, Колчака), злыми анекдотами и карикатурами на Ленина и его присных.
Елкину не приходило в голову, что он хранит смертельно опасные вещи. Именно в его библиотеке пишущий эти строки впервые в жизни увидел «Несвоевременные мысли» Горького. Имелись и другие не менее опасные печатные и рукописные материалы. Достаточно было одного обыска, чтобы обеспечить владельца этой литературы «десятью годами без права переписки».
Однако Дмитрий Алексеевич мог позволить себе подобную политическую расхлябанность. Его, выходца из народа, выучившегося на собственные трудовые пятаки, после 1920 года уже ни разу не обыскивали.
Власти считали его «своим» и совершенно лояльным. Тому подтверждение — все нижегородское начальство, включая и наводившего ужас начальника Нижегородского управления НКВД, лечились у Дмитрия Алексеевича.
Многочисленные чистки и репрессии 30-х годов семья Елкиных пережила без арестов и расстрелов.
В 1937 году по сумме опубликованных работ Дмитрию Алексеевичу была присуждена степень кандидата наук, а через несколько лет он стал доцентом кафедры кожных и венерических болезней.
Свою удивительную работоспособность Елкин сумел сохранить в течение очень долгих лет. Его заслуги в здравоохранении высоко оценили — в 1953 году старый врач получил орден Ленина.
Умер он глубоким, почти 90 летним стариком, всеми почитаемым и любимым.
И. МАКАРОВ.
От редакции: К сожалению, об Оресте Алексеевиче Елкине я смогла узнать, да и то немного, в музее народного образования у А. В. Сиротиной, которая, работая с документами и людьми, собрала сведения о многих учителях района.
Так известно, что Орест Алексеевич Елкин родился в 1888 году, в 1911 — выдержал экзамен Нижегородской гимназии (куда видимо, приехал к брату Дмитрию) на звание учителя уездного училища. На педагогической работе с 1905 года. В Юрьевце работал преподавателем математики с 1930 года в средней школе №2 (в настоящее время спальный корпус школы — интерната).
Но известно также, что у Ореста Алексеевича были дети. Значит, по всей вероятности, живут в Юрьевце Елкины и может быть, они расскажут более подробно о судьбе О. А. Елкина.