ПРОСЬБА О ПОМОЩИ
Двадцать восьмого февраля 1944 года в Юрьевецкий райком ВКП(б) пришло письмо из г. Ельни Смоленской области (Белоруссия). Жители города просили оказать помощь освобожденному городу и Ельнинскому району, чем это будет возможно.
«Враг уничтожил все заводы, — говорилось в письме, — школы, больницы, варварски разрушил г. Ельню, разграбил МТС, совхозы, колхозы. Тысячи людей лишились крова, враг угнал в рабство более тысячи мирных жителей… Дело восстановления города Ельни и района пойдет быстрее, если вы, трудящиеся советского тыла, протянете руку братской помощи…»
В Юрьевце этот вопрос решали на заседаниях исполкома. В протоколе № 12 от 20 апреля 1944 года стоит вопрос о перегоне скота, отправляемого в освобожденные районы Белоруссии. Здесь было расписано все: какие колхозы и совхозы сколько и как справляют скот в пункты формирования стада, был утвержден внутрирайонный маршрут перегона скота и отмечено, что старшим гуртоправом должен быть человек, имеющий ветеринарное образование.
Уже в мае из Ельни приехала группа из двух женщин и двух подростков, чтоб помочь гнать стадо. Но тут выяснилось, что трудно найти человека на должность старшего гуртоправа. Все ветработники либо имели на руках малых детей, либо мужья их были на фронте, а на руках престарелые родители. Выбор пал на комсомолку, ветфельдшера колхоза «1 Мая» Борисоглебского сельсовета Галину Финагину. Она окончила ускоренные курсы Юрьевецкого сельхозтехникума (были такие в годы войны) и председатель колхоза рекомендовала ее как скромную, очень ответственную комсомолку и хорошего ветеринара. Однако, накануне Галина наступила пяткой на разбитую бутылку и еле ходила. Когда Галина сообщила эту новость дома, отец так и ахнул: «Все справок насобирали, боятся туда, где еще возможны бои, а молоденькую девчонку не жаль…». Но Крышковец и Соболев нашли слова, чтобы убедить отца: больше некому. Подождали, когда зажила нога, и Галина, которой только исполнилось 18 лет, была назначена старшим гуртоправом. В помощь ей из Юрьевца был назначен шестидесятилетний мужчина Иван Петрович, которого не взяли на фронт.
ПЕРВАЯ СТОЯНКА
Стадо около ста коров и несколько быков с пятью погонщиками и старшим гуртоправом вышла из Юрьевца ранним июньским утром 1944 года. Для тех, кто гнал это стадо первый день был одним из трудных. Рев коров, клубы пыли, животные шарахались от еще не знакомых им людей. А те за день измотались, избегались. Согласно плану маршрута, к вечеру они дошли до деревни Чуркино. Мальчишки и женщины, отдоив коров и попив молоко, уснули мертвым сном. Иван Петрович сидел у костра и курил. Галина пошла еще раз осмотреть коров: все ли здоровы. Вскоре все стихло. Лишь слышно было, как вздыхают во сне коровы, не понимающие, куда их гонят и зачем, из деревни изредка доносился лай собак, и лес был наполнен своими таинственными ночными звуками. Вдруг послышался неясный шум, и в свете костра Иван Петрович увидел велосипедиста. Он сразу узнал Дмитрия Ивановича, Галиного отца.
— Галя-то спит? — негромко спросил он. Тут раздались шаги, и из темноты появилась Галина.
— Папа, — радостно воскликнула она и повисла у отца на шее. — А как ты здесь оказался, дома что случилось? — Да не мог уснуть я, да и мать не спит, вся душа изболелась: как ты. Вот и приехал проведать. Да мать вот хлеба еще прислала. Сильно, чай, устала, доченька. Как нога-то?
И хотя нога ныла, и устала она сильно, Галя смотрела на отца, который после работы проехал десятки километров, чтоб убедиться, что с ней все хорошо, и теплая волна любви и благодарности поднималась в ее душе.
Посидев с полчаса, Дмитрий Иванович засобирался, обнял дочку и, глядя на Ивана Петровича, сказал:
— Ты уж пригляди за ней, в дороге всякое может случиться, а она, ведь, еще доверчива и наивна. Словом, прошу тебя, будь ей в пути за отца, Иван Петрович поклялся в этом, и слово свое сдержал.
БУДТО НЕ БЫЛО ВОЙНЫ
Лишь только взошло солнце, стадо (этот необычный груз для освобожденных от врага районов Белоруссии) снова двинулось в путь. Следующей остановкой должен быть Лух. Так пошли дни за днями: позади оставались километры, все больше отделяющие Галину от родного дома; ночевки на валежнике у костра, длительные дневные переходы, сотни рек и речушек, которые преодолевали вброд и вплавь.
Пока шли по своей да соседней Владимирской области, о них знали, встречали, иногда давали ночлег и кормили. Но чем ближе подходили к Москве, тем угрюмее и голоднее были люди. По маршруту следования Москва должна была остаться справа, а группа со стадом должна была выйти на Смоленскую дорогу. Но тут случилось непредвиденное.
Взяв влево от основной дороги в обход Москвы, вечером, уставшие люди отогнали стадо в небольшую рощицу на берегу реки. В последнюю неделю они мало отдыхали. И вот теперь решили помыться в речке, постирать белье и выспаться, как всегда, по очереди. Галина твердо помнила наказ первого секретаря райкома: не должна пропасть или погибнуть ни одна корова, спрос за это будет строгий. И вот, как говорили в народе, Бог миловал: дошли до Москвы, и всё стадо цело и здорово. Она разделась и вошла в реку, которая была неширокой. «Не то, что наша Волга», — подумала Галя, и щемящая грусть стала подступать к горлу, пощипывать глаза. «Ну нет, — сказала она себе. — Я здесь за старшего и должна быть сильной».
Вода в речушке за день прогрелась и была как парное молоко. Все с удовольствием намылись, искупались, развесили по деревьям выстиранное белье и, натаскав веток, лежали у костра. Галина, распустив свою длинную толстую косу, сушила волосы. Они отсвечивали от костра и золотым потоком струились по плечам, спине, и опускались ниже колен. «Ой, Галка, — говорила одна из женщин, — ты как русалка или лесная нимфа».
ВНЕЗАПНАЯ БОЛЕЗНЬ
Галина, почувствовав вдруг сильную слабость, не дожидаясь когда высохнут волосы, заплела их в тугую косу (опять на неделю, не меньше), и легла спать. Сон её был неровным: то она видела маму, которая улыбалась и спрашивала: «Ну как ты, Галенька», то ей чудилось, что у них украли корову, она хочет догнать воров, а ноги не идут, кричит — а голоса нет.
Она проснулась от холода. Накрапал дождь. Одежда на ней была сырая, выстиранное тоже еще не высохло. Но она сняла его с веток и одела. Теплей ей от этого не стало. Её знобило. Поднявшись, она пошла осматривать стадо. А небо, как прорвало: разразился сильный холодный ливень.
Все встали раньше и решили гнать стадо до ближайшего селения. Но, как назло, они уклонились от маршрута, и было не понятно, где ближайшее жилище. Галина шла, с трудом переставляя ноги, голова гудела, туман застилал глаза. Иван Петрович тревожно следил за ней. А когда подошел и тронул голову, ужаснулся: «Да она ж вся в огне горит. Хоть бы деревня появилась». Но за пеленой дождя ничего не было видно. Вдруг он увидел, как Галина прямо на ходу рухнула в грязь. Он подбежал и стал поднимать её: девушка была без сознания. «Стой! — закричал он. Останавливай стадо. Старшему гуртоправу плохо». На крик прибежали женщины. «Вот что, — сказал Иван Петрович, — находите рядом лесок. Пусть мальчишки делают шалаш. Дальше пока не пойдем».
Разведя костер и вскипятив молоко, Иван Петрович заглянул в шалаш, где на ветках лежала Галина. Она то приходила в себя, то опять теряла сознание. Он попытался напоить её теплым молоком, но это ему плохо удалось. «А ведь помрет девонька-то без врача, — подумал старик. — Что я её отцу скажу». Между тем дождь перестал, и выглянуло солнышко.
— Вы, вот что, — Иван Петрович взглянул на женщин, — следите тут за всем. Галине холодный компресс на голове меняйте. Я скоро приду.
После обеда к стоянке подъехала лошадь, запряженная в телегу, где сидел Иван Петрович и незнакомый мужчина. «Где больная, — спросил он. Осмотрев Галину, он покачал головой, сказав, что такой ужасной ангины он еще в своей практике не встречал. Врач предложил оставить больную в местной больнице. Об этом же говорили и погонщики. Но Иван Петрович ответил, что «груз» у них особенный и отвечает за него Галина. «Поэтому, — закончил он, — без старшего гуртоправа мы никуда не пойдем». Врач сделал укол, дал таблетки и уехал, сказав на прощание, что помимо таблеток, для выздоровления нужно хорошее питание.
СНОВА В ПУТЬ
Около суток металась Галина в сильном жару. Иван Петрович то уходил, то возвращался, невесть откуда принося продукты: тушенку, печенье, сахар, мясо. Температура у девушки пропала так же резко, как и поднялась. Галина открыла глаза и поняла, что они стоят на отдыхе. Хотела встать, но голова закружилась и предательски задрожали от слабости ноги. Тут же подошел Иван Петрович: «Очнулась, голубушка. Лежи, лежи». Он принес ей мясной бульон, который она выпила с жадностью, дал таблетки. К вечеру Галина почувствовала себя здоровой и, узнав, что они стоят больше суток, сказала, что в ночь они пойдут дальше. Попытались её отговорить, что мол еще слаба, но она и слушать не захотела. Шли медленно, делая небольшие привалы.
Когда вышли на дорогу, согласно маршруту следования, идти стало трудно. Дорогу то и дело приходилось освобождать идущим на запад частям военных, колоннам боевой техники. Даже молоко здесь обменять было практически не на что, т. к. здесь прошли фашисты. Погонщики гнали коров по только — что освобожденной от врага земле. Чем ближе, они подходили к Белоруссии, тем ужасней была картина: пустые, сгоревшие дотла деревни и села с торчащими вверх печными трубами, поля с табличками «заминировано», у дорог худущие взрослые и дети. Сколько стоило труда, чтоб скотина не забрела на минное поле.
И НИКОГДА НЕ ПОЖАЛЕЛА ОБ ЭТОМ
Однажды утром (гнали в основном по ночам, т. к. днем все дороги были забиты военными, идущими на запад), совершенно выбившись из сил, устроили привал недалеко от разрушенной деревни. Паренек и женщина, оставленные дежурить, как ни боролись со сном, тоже уснули. Первым от женского крика проснулся Иван Петрович. Перед ним стояла высокая худая, еще молодая и все-таки красивая женщина. «Куда вы смотрите, — кричала она, — ваши коровы в поле зашли, там у нас…» И не договорив, заплакала: «Мы это поле весной засевали, собирая по зернышку, отбирая у детей, а вы…». Оказалось, пока все спали, коровы забрели на край поля и что потоптали, что съели. Женщина оказалась председателем здешнего колхоза. И хотя казалось, что и жителей-то здесь нет, но стоило Галине, Ивану Петровичу и женщинам войти в деревню, как ее улицу заполнили женщины, дети, подростки. Казалось, они появляются из-под земли. На самом деле так и было: все жили в погребах и землянках. Увидев исхудавших и измученных людей, голодные глаза детишек, погонщики остро ощутили свою вину.
«Оставьте нам одну корову, — попросила женщина — председатель. — Мы хоть детишкам по стакану молока давать будем». — «Нет, — сказала Галина, — мы не имеем права. Мы не можем этого сделать».
Вернувшись на место стоянки, долго сидели молча. В душе каждый понимал, что корову надо бы отдать этим детишкам, но понимали и то, что судить их будут по законам военного времени. И тогда Иван Петрович сказал: «Да что мы не люди что-ли? Или мы отдаем корову врагу? Это же наши советские дети, умирающие от голода. Мы прошли сотни километров, не потеряв ни одной головы, а ведь могли и при переправах, и на минном поле, и от болезней…» Галина понимала, что отвечать за все придется ей первой и что рискует она своей жизнью. «А разве этим матерям не дорога жизнь их детей?» — подумала она и… поставила свою подпись под актом.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Провожали их всем колхозом, человек тридцать женщин и детей. Оставшуюся часть пути шли осторожно, с большей опаской и вниманием. Зато сколько было радости, когда дошли до пункта назначения и сдали стадо, как камень с души упал. Крепко обнялись с белорусскими женщинами и подростками, с которыми их объединяло общее дело почти все лето, разъехались по домам.
Они с Иваном Петровичем вместе доехали до Москвы и расстались.
… Давно уже нет в живых героев моего рассказа: ни первого секретаря райкома партии т. Крышковца, ни Ивана Петровича (ни его правильного имени, ни его фамилии я не знаю), ни старшего гуртоправа Галины Дмитриевны Финагиной, которая когда-то и рассказала мне об этой удивительной страничке истории Юрьевецкого района в годы Великой Отечественной войны.
Т.ТЕРЕШИНА, газета «Волга» от 12 мая 2006 г. № 37 (9431)