Белоснежные маковки церкви Рождества Богородицы в селе Жарки видны издалека. Сияют на солнце днем, отсвечивают лунные тропинки ночью. А в самом селе, где три жилых дома и десяток жителей, удивительно легко дышится. Последние годы своей жизни здесь провел Мишенька блаженный. О селе он говорил: «Настанет время, когда в Жарках останется совсем мало жителей, и будет это место как скит. И не будет там ничего скверного». Сегодня кажется, что это время наступило.
Чудесный, надежно скрытый от чужих глаз уголок, где время словно остановилось, связан с именем Мишеньки блаженного не тонкими ниточками книжных упоминаний: о нем вспоминают жители села — вспоминают часто и с любовью. Откуда пришел Мишенька блаженный в Жарки, что привело его сюда, никто, конечно, доподлинно не знает. О мирском юродивый говорил редко, был немногословен. Но это и не столь важно. Чаще вспоминают страшные, но всегда верные пророчества Мишеньки: смерть, страшные грозы, засуху, пожары, сумасшествие. Обличал церковных прихожан в фальши и неверии. Но это не отталкивало людей от Михаила: к нему все чаще шли за советом. Вспоминают, что юродивого почитали в деревне все, от мала до велика: мужики при встрече с ним снимали шапку, пожимали руку, женщины кланялись до земли.
Интересные записи оставил о Мишеньке иеромонах Дамаскин (Орловский): «Михаил Поликарпович Голубев родился в деревне Якимово Костромской губернии. По младости лет удалой был хлопец, гармонист, весельчак. Но, войдя в зрелую пору, в церковь стал ходить, юродствовать. Спал он на голых досках, положенных кое-как: один конец на залавке, другой на шестке. Никакой постели у него не было, под голову клал полено. Носил вериги — железное кольцо, которое со временем вросло в тело. В церковь ходил на каждую литургию и стоял на клиросе; во время Херувимской громко, во весь голос, плакал, так что служивший в то время священник велел вывести его. С тех пор Мишенька стал молиться дома, и пока шла литургия, ни с кем не разговаривал и никого не принимал. Крестьяне почитали его за прозорливость и шли к нему за советом со всей округи».
Вспоминают жарковцы поныне и то, как спасал Мишенька их село от грозы, от пожара: заберется в самую непогоду на крышу и молитвы начитывает. До него что ни гроза — чей-нибудь дом да спалит, а при Мишеньке ни одного не сгорало.
Умер Мишенька в конце пятидесятых. К его могилке на площади села Жарки приезжают и издалека. Говорят, что трава вокруг простого деревянного креста — целебная.
Храм в селе Жарки — место пронзительно тихое и истинно чистое. Может быть, сбылось пророчество, и это село стало, словно скит, может быть, земля эта и вправду очищена от скверны, намолена, а может, дело в том, что церковь Рождества Богородицы в Жарках осталась нетронутой руками большевиков — атеистов. В пору становления советской власти, когда падали колокола, гулко отзываясь в самом сердце истинно верующих, когда в церквях устраивали конюшни, катки, танцы (как в соседней Ёлнати, например), это местечко было спрятано холмами и лесами и защищено от греха божьей помощью и молчаливой самоотверженностью служителей храма. Здесь по-прежнему служили и в самом разгаре кощунственной «красной пляски», «ликвидации поповщины» и «опиума для народа»…
Кто знает — отчего, но кажется порой, что это местечко отгорожено от остального, суетного темного мира прочной стеной. Такой же белой и надежной, как стены неоскверненного храма.
Е. КОЧЕТКОВА Газета «Волга» 17 августа 2007 г. № 64 (9558)