Детство Весниных как и всех людей на свете, имеет свое место во времени и эпохе. Как бы мы далеко ни стояли от костра истории (воспользуюсь метафорой писателя Юрия Трифонова), на каждого из нас падает отблеск его пламени.
В 1882 году в Юрьевец впервые приехал великий передвижник Василий Максимович Максимов (1844—1911). Он поселился с женой и детьми в деревне Варварихе, находившейся в нескольких верстах ниже города по течению Волги (селение это попало в зону затопления при образовании водохранилища Горьковской ГЭС). Варвариха так пришлась по душе художнику, что он приезжал сюда несколько лет подряд. О жизни Максимова в волжской деревне под Юрьевцем дает полное представление хранящаяся в архиве Третьяковской галереи его переписка с Павлом Михайловичем Третьяковым.
Уже известный в ту пору художник, академик живописи, автор восторженно принятых публикой и прогрессивной критикой картин «Бабушкины сказки», «Приход колдуна на крестьянскую свадьбу», Максимов писал из Варварихи Третьякову, что он с юношеским волнением занимается здесь «рисованием в альбом и заглядыванием в чужие избы». Юрьевецкая деревня дала новым картинам Максимова не только лицо русского человека и природы, но и злободневную, остросоциальную тему. Уже в 1883 году, на XI выставке передвижников художником была показана картина «Заем хлеба». Передовой русский критик В. В. Стасов высоко оценил новое произведение Максимова: «Новая картина его «Заем хлеба» так превосходна, что заставляет молчать всякие претензии. Даже в колорите своем Максимов сделал сильный успех… Сцена — изба. Действующих лиц двое; бедная крестьянка, босоногая и пригорюнившаяся, принесла на заклад свой последний чайник; другое действующее лицо, тоже крестьянка, только достаточная, даже богатая, раздобрелая телом… Она отвешивает на безмене краюху хлеба взаймы… Тут истинная жизнь происходит, одна из ежедневных повсеместных драм…». Подпись «Варвариха. 1882.» стоит на холсте Максимова «В крестьянском дворе» (Днепропетровский художественный музей) и под рисунком «Нищий под окном» (Русский музей в Ленинграде).
В 1887 году в Юрьевце побывал Владимир Галактионович Короленко, живший после ссылки в Нижнем Новгороде. В день полного солнечного затмения 7 августа, которое наблюдала в Юрьевце экспедиция московских, петербургских и зарубежных астрономов, Короленко находился в гуще взбудораженной толпы, окружившей походную обсерваторию на берегу Волги. Вся мировая печать поместила корреспонденции о солнечном затмении, но едва ли не самым значительным и серьезным откликом был опубликованный в прогрессивном журнале «Русские ведомости» юрьевецкий очерк «На затмении», принадлежавший перу писателя, которого Максим Горький считал своим учителем. Короленко с беспощадным реализмом изобразил суеверную, запуганную толпу, чуть было не расправившуюся с безбожниками «остроломами», и в то же время выразил решительную провидческую веру в то, что «скоро будет день на святой Руси!»
Всего три года спустя, в канун Первого мая 1890 года, в Юрьевце состоялась первая стачка рабочих льнопрядильной фабрики Миндовского, перепугавшая местные власти своей массовостью. Купец Миндовский был сказочно богат, имел доходные дома в Москве, пай в пароходной компании, несколько фабрик в Костромской и Владимирской губерниях, владел обширными земельными участками и лесом. Его юрьевецкая льнопрядильная фабрика в числе крупнейших промышленных предприятий упомянута в книге молодого Ленина «Развитие капитализма в России».
У фабриканта был роскошный дом в Юрьевце и богатая загородная дача «Миндовка». А его рабочие жили в плохо отремонтированных сырых и холодных бараках, где в крохотных комнатушках размещалось по 18—20 человек. В цехе мокрого прядения женщины стояли на каменном полу босиком, по щиколотки в воде, в чесальном цехе от пыли не видно было рядом стоящего.
Хотя первым законом, который рабочие отвоевали у царского правительства, был закон 1882 года «Об ограничении работы малолетних», запрещающий капиталисту принимать на работу детей до 12 лет, а для подростков 12—15 лет устанавливавший 8-часовой рабочий день, на фабрике Миндовского крошечные ученицы на ватерах (английских станках мокрого прядения), работали, стоя на скамейках. Для надсмотра над детскими бригадами была у Миндовского специальная должность — погоняла. Орудиями его были свисток и широкая лопата из фанеры. Стоило девочке или мальчику хоть на секунду отвлечься, как над ухом раздавался пронзительный свисток, а на спину обрушивался удар лопатой.
В 1891 году в России разразился страшный голод. В Поволжье стояла сушь — за все лето не выпало ни одного дождя. Чтобы вымолить его у бога, по улицам, дорогам и проселкам двигались многолюдные крестные ходы. В Юрьевце в базарный день по четвергам надрывался слепой нищий, ходивший с поводырем. Городская управа наняла его глашатаем, и он, подняв на шесте свою рваную войлочную шляпу, истошно кричал: «Слушайте-послушай-те, купцы, мещане и волостные крестьяне! В воскресенье будет крестный ход! Приходите богу молиться, Христу поклониться!»
В воскресный день к полудню у Входо-Иерусалимского собора выстраивалась длинная колонна горожан и крестьян с духовенством впереди. Двигались под колокольный звон, возле каждой церкви и самой малой часовенки служили молебен богу и его присным, изображения которых несли на доброй сотне икон. Но мольбы были напрасны, засуха продолжалась в 1892 и в 1893 годах. От голода умерло свыше 600 тысяч человек. А в 1897 году голод повторился с еще большей силой. Люди ели траву, даже глину — лишь бы набить пустой желудок. Лебеда считалась лакомством, но не везде уродилась и она…
Разочарование постигло юрьевчан в легенде о золоте Белого города, которое будто бы могло дать хлеб всем беднякам. Многочисленные их прошения произвести раскопки клада заинтересовали молодого петербургского археолога А. А. Спицына, ставшего после революции одним из первых советских академиков. Его приезд в Юрьевец в августе 1897 года положил конец заманчивой надежде.
Раскопки обнаружили лишь старый колодец, на дне которого лежала большая каменная плита, прикрывавшая собой родник. Но зато Спицыным был открыт для истории русского зодчества замечательный памятник военно-инженерного искусства — крепость Белый город.
Конец XIX века принес в культурную жизнь уездного городка много перемен. Возникли общества любителей чтения и театра. Открылись первая публичная библиотека и летний театр в городском саду, состоялась первая публичная лекция — о солнечном затмении 1887 года. В среде юрьевецкого земства было немало образованных, талантливых и прогрессивно настроенных людей.
После окончания Казанского университета несколько лет служил земским врачом уроженец Юрьевецкого уезда, впоследствии помощник В. М. Бехтерева Николай Николаевич Реформатский. Здесь часто бывал крупный ученый Николай Николаевич Бенардос, занимающийся в своей лухской усадьбе «Привольное» научными исследованиями и ставший в 1881 году изобретателем электросварки металлов. Он принимал деятельное участие в местной общественной жизни, был избран гласным юрьевецкого земства.
Как и Бенардос, мелкопоместными дворянами Лухской волости Юрьевецкого уезда были Грибунины. Василий Петрович, избиравшийся председателем Юрьевецкой земской управы, возглавил общество любителей драматического искусства. Из семьи Грибуниных вышел знаменитый актер Московского Художественного театра со дня его основания, любимец Чехова и Горького Владимир Федорович Грибунин (1873—1933), ставший в советские годы заслуженным артистом РСФСР.
Земским начальником не один год служил Валериан Алексеевич Потехин, сын писателя и драматурга, друга и соавтора Островского — Алексея Антиповича Потехина (1828—1908), заведовавшего на протяжении долгих лет репертуарной частью петербургских казенных театров, а всю вторую половину своей жизни проведшего в усадьбе «Орехово» в Филисовской волости Юрьевецкого уезда. Когда умер брат писателя, видный драматург, театральный критик, актер и режиссер Николай Антипович Потехин (1834—1896), в Юрьевце хотели даже создать литературный музей братьев Потехиных, но проект этот остался неосуществленным.
Если не все, то многие из этих людей были дружны с родителями Весниных, также принимавшими активное участие в общественной деятельности. В записной книжке уже взрослого Виктора Веснина я обнаружила московский номер телефона одного из братьев Реформатских — известного химика А. Н. Реформатского. А Леонида Веснина, дружившего и сотрудничавшего с главным художником МХАТа Виктором Андреевичем Симовым, познакомил с ним не кто иной, как земляк Грибунин.
Проникновение нового в косный быт провинциального городка проходило не без курьезов. Когда в магазине купца Муравьева появился первый телефон, покупатели, среди которых было много крестьян, судачили, что хозяин знается с нечистой силой и разговаривает из своего дома с приказчиками посредством раковины. Особый переполох произвел Муравьев, бывший большим оригиналом и чем-то напоминающий горьковского Фому Гордеева, когда он в один из июньских дней 1892 года выехал из ворот своего дома на велосипеде. Дом его стоял напротив собора, от которого в тот самый момент двинулся под колокольный звон крестный ход. Религиозные фанатики плевали Муравьеву вслед, крича: «Бес на дьяволе!» Но он бесстрашно промчался на велосипеде вдоль всей главной Георгиевской улицы, вызывая восторг одних и проклятия других. Когда имущество обанкротившегося Муравьева пошло с молотка, он стал зарабатывать себе на жизнь рисованием вывесок. А больше десятка его приказчиков открыли собственные лавки. В силу входили оборотистые, неразборчивые в средствах люди, умевшие делать деньги.
Левитан, создавая свои картины-поэмы «Тихая обитель» и «Вечерний звон», словно не хотел замечать, что капиталистический бум в России стал быстро менять волжский пейзаж. Ведь уже тогда рядом с Кривоезерским монастырем начинали валить лес и рыть котлованы. Откупив у монахов земельный участок, петербургский лесопромышленник Брандт построил огромный лесопильный завод и на собственных судах вывозил великолепный унженский тес за границу. У самых монастырских стен, нарушая благостную вековую тишину лесной глухомани, выросла вместе с заводом убогая рабочая слободка, в которой оборотистые доморощенные предприниматели, не стесняясь святого соседства, понастроили столько кабаков, что их приходилось по одному на каждые четыре дома.
ПОЛЯКОВА Л. Л. Зодчие братья Веснины. 1989.